Воспоминание о зимней экспедиции Майкопского отряда. 1858 г

Воспоминание о зимней экспедиции Майкопского отряда. 1858 г.

145 лет назад - 21 мая 1864 г. - завершилась Кавказская война, одна из наименее изученных войн, которые вела российская империя в 18-19 вв. Протяженнейшая и кровавая драма завоевания Кавказа принесла не только неисчислимые страдания народам Северного Кавказа, но была также вековой незаживающей раной на теле русского народа. Кавказская война - характернейший пример того, как целые народы приносятся в жертву иррационально осмысленным геополитическим идеям.

После 1851 г. - года постройки Белореченского укрепления - наступательные действия наши за реку Лабу возобновились в апреле 1857 г., когда значительный отряд, под командованием генерал-майора Дебу, занял то место, на котором расположено теперь Майкопское укрепление. Я говорю «наступательные действия» в том смысле, что отряд двинулся с целью занять позицию, утвердиться на ней навсегда и, таким образом, дать начало устройству Белореченской линии, отрезавшей у горцев большое пространство земли между реками Лабой и Белой.

Между 1851 и 1857 гг. войска наши часто вторгались в залабинские земли, но это были набеги, по большей части, кордонных начальников, вызванные или слишком дерзкими хищничествами горцев, или желанием поживиться на счет их имущества. Такие набеги всегда сопровождались более или менее сильными перестрелками, но не приносили нам существенной пользы потому, что пройденные отрядом места, вслед за уходом войск, тотчас же занимались горцами и сожженные аулы выстраивались. Правда, горцы теряли много своего имущества и скота, но они скоро пополняли убыток мелкими хищничествами по всей нашей кордонной линии и, можно полагать, пополняли с лихвой.

В бесполезности набегов, кажется, убеждено было и само начальство, но, по необходимости, приходилось ограничиваться ими: для решительных действий войск было недостаточно. До Майкопского похода, в районе Лабинского округа, мы вели войну, можно сказать, оборонительную, стараясь оградить занятые нами линии от беспрестанных набегов беспокойных соседей. Сформирование после кампании 1853 - 1856 гг. двух новых полков, Крымского и Севастопольского, и перевод из Нальчика Кубан-
ского полка, которому штаб назначался на реке Белой, дали возможность выйти из пассивного положения и принять образ действия, так удачно прилагавшийся уже тогда на левом фланге (в Дагестане. - Прим. С. Х.), т. е. постепенно подвигать наши линии в пределы горцев, укрепляя их за собой или вновь поселяемыми станицами.

Занятие места для Майкопского укрепления войскам стоило много трудов. Отряд очутился среди самого густого горского населения, а потому частые столкновения были неизбежны. Доставка в возникавшее укрепление необходимого для постройки леса, перевозка провианта и овса из станицы Тенгинской, косьба травы в окрестностях самого Майкопа, все это сопровождалось частыми и довольно жаркими перестрелками. Даже водопой не обходился никогда без жертв с нашей стороны. Левый берег Белой, насупротив лагеря, был покрыт дремучим лесом, постоянно занятым горцами, так что два раза в день приходилось выбивать их из него артиллерийским огнем, чтобы дать возможность напоить лошадей и запастись людям водой для варки пищи. С убылью воды из Белой, решено было обеспечить водопой, вырубить лес на левом берегу до подножия хребта гор, отделяющего ущелье реки Белой от ущелья реки Курджипса. Решение было исполнено с сильными перестрелками, и вскоре легкий мост соединял Майкопское укрепление с блокгаузом, построенным на левом берегу Белой. С этого времени водопой стал почти безопасным; говорю «почти», потому что горцы не пропускали ни одного раза, чтобы не стрелять по водопою из крепостных ружей. Потеря наша была весьма незначительная, и, по необходимости, приходилось жертвовать несколькими людьми в месяц, так как занятие летом лесистой горы, постоянного приюта горцев, было бы сопряжено с большим уроном.

В ночь со 2-го на 3-е декабря я прибыл в отряд, чтобы заменить товарища, раненого в ноябре при движении от Белореченского укрепления в ущелье реки Пшехи. Выехав из станицы Тенгинской с колонной, конвоировавшей крепостную артиллерию и дивизион пешей артиллерии 18-й бригады, 1-го декабря, мы добрались до Майкопа только 2-го числа ночью. Почти весенний день выступления сменился зимним, с метелью, и к приходу нашему в Майкоп все окрестности были покрыты глубоким снегом.

В этот же день, когда значительная часть пехоты была переправлена на левый берег реки, генерал Козловский (командовавший войсками кубанской линии и Черномории), с частью кавалерии, сделал рекогносцировку Курджипского ущелья, бывшего до сих пор для нас terra incognita.

10-го декабря колонна, по обыкновению, выступила до рассвета и заняла место на горе без выстрела. Работы отошли уже далеко от ущелья, по которому тянулась горная тропа, и подвигались к другому ущелью, где проходила однорядная арбяная дорога. По странной случайности, цепь заняла не вершину горы, как делалось прежде, а была отодвинута вниз на некоторое расстояние, так что не только Курджип-
ское ущелье, но даже и скат горы, обращенный к нему, были совершенно закрыты от стрелков. В полдень, горцы, собравшись на противоположной стороне, неожиданно заняли вершину хребта и бросились на цепь, состоящую из 3-го батальона Севастопольского полка, офицеры которого собрались обедать. Севастопольский полк, только что сформированный из линейных батальонов черноморской береговой линии, надо сознаться, не отличался тогда боевой славой. 3-й батальон, увидев толпу горцев, бросившихся в шашки, смешался и повернул назад, открыв рабочих. Преследуя цепь, горцы обрушились на рабочих Кубанского полка, не успевших бросить топоры и разобрать ружья. Ротный командир, капитан Потулов, собрав около себя десятка три солдат, с криком «ура» бросился на горцев и оттеснил их в лес; между тем, приведенный в порядок своими офицерами, 3-й севастопольский батальон поддержал команду Кубанского полка и горцы должны были отступить на гребень. Здесь бой закипел опять. С обычным умением пользоваться местностью, неприятель занял вершину горы и сильным огнем удерживал наши войска в почтительном расстоянии. Почему наша цепь, тесня горцев, не заняла тотчас же гребня горы, а остановилась на прежнем месте, мне не известно. Знаю только, что сильная перестрелка продолжалась до тех пор, пока генерал Козловский, выскакавший по первым выстрелам почти со всей кавалерией из Майкопа, не зашел в тыл горцам в Курджипском ущелье. Кавалерия на рысях подскакала к ближайшему аулу Сала-Ахмет и, заняв его почти без выстрела, зажгла со всех концов. Увлеченные перестрелкой с цепью, прикрывавшей дровосеков, горцы сначала мало обратили внимания на движение нашей кавалерии, имея конечно в виду, что высоты, занимаемые ими, недоступны для конницы, и что они всегда могут отступить по вершине горы, покрытой сплошным лесом; но когда они увидели, что ближайший аул горит, и что кавалерия направляется вверх по Курджипсу, то немедленно прекратили перестрелку и с воплями бросились к своим жилищам. Наша цепь, вслед за отступлением их, заняла вершину, а генерал Козловский, видя, что его движение принесло желаемый результат, оставив до вечера небольшую наблюдательную колонну в Курджипском ущелье, с остальной кавалерией вернулся в лагерь.

Потеря наша в этот день была довольно значительная. Длинный ряд носилок потянулся с горы в укрепление и был встречен в воротах сердобольными женщинами, вышедшими посмотреть на перестрелку. Некоторые из них, в числе раненых и убитых, находили своих мужей или родственников и тогда носилки сопровождались до госпиталя всхлипываниями и причитаниями...

К этому числу (23 декабря 1857 г. - Прим. С.Х.) снег выпал в пол-аршина, и морозы настали русские - крещенские. Хотя и следовало бы прекратить всякие работы и посылку колонн, но обстоятельства, которых не сумели предугадать и отстранить, сложились так, что изменение принятого порядка могло оставить войска без провианта и фуража. Сено, заготовленное войсками отряда на зиму, приходило к концу. Нерасчетливый призыв кавалерии, конной и пешей артиллерии (отряд генерала Войцицкого) к началу зимнего периода, помог уничтожению экстренного сена. Уже с 15-го декабря уменьшили обыкновенную дачу лошадям, а потому генерал Козловский обратился к удачно применявшемуся прежде способу продовольствовать отряд запасами, сделанными горцами. С этою целью была назначена колонна под командованием полковника Преображенского (ныне генерал-майор), в составе пяти или шести батальонов пехоты, двух взводов пешей артиллерии, четырех сотен казаков, взвода конной артиллерии и нескольких милиционеров в качестве проводников.

Колонна выступила из отряда после обеда 22-го декабря. Чтобы скрыть настоящую цель движения, она пошла по дороге между Длинным и Круглым лесом, служившей прежде путем сообщения с Тенгинской станицей. В сумерки колонна, пройдя оконечность Длинного леса, повернула направо и направилась к реке Уль. Движение ее было чрезвычайно медленно: изнуренные транспортные лошади становились на каждом шагу; глубокий снег, от сильных морозов, обратился в сыпучую массу, так что ноги тонули, будто в глубоком песке. Кавалерия, шедшая впереди, чтобы протоптать дорогу для пехоты, не могла, при таких условиях, принести надлежащей пользы, и каждому солдату приходилось пробивать себе дорогу... К несчастью, сена на Уле, где, по словам милиционеров, был большой запас, оказалось всего несколько копен; нужно было отыскивать его дальше. Вдобавок, Уль, образующийся из теплых родников, покрылся лишь тонким льдом, который проламывался под кавалерией, так что пехота должна была переходить реку вброд.

Перейдя реку Уль, колонна остановилась; милиционеры поехали отыскивать сено. Усталые, вспотевшие люди были сразу охвачены морозом, доходившим до 300 , и в течение слишком двухчасовой остановки солдаты напрасно топтались на одном месте или бегали взад и вперед, стараясь отогреть застывавшие ноги. Некоторые из них падали в изнеможении и засыпали навеки. Колонный начальник, полковник Преображен-ский, ознобив ноги, сдал начальство другому штаб-офицеру, который, в свою очередь, сдал третьему, так что, наконец, трудно было отыскать колонного начальника. Как ни терпеливы кавказские солдаты, однако и они начали поговаривать, что из-за каких-нибудь пятидесяти копен сена не стоило выносить такой холод и, забыв запрещение разводить костры, свалили с транспортных саней сено, взятое нами, не доходя Уля, и зажгли его. Но как этот запас топлива исчез скоро, то, после приятного тепла, холод почувствовался еще сильнее. Обмороженных нижних чинов стали укладывать на сани и прикрывать попонами, рогожами, всем, что оказалось под рукой. Наконец, число их дошло до того, что офицеров, пострадавших от ознобления, принуждены были перекладывать и пересаживать с саней на артиллерийские лафеты и передки. Колонна, потеряв терпение, повернула к Майкопу...

Вообще, все три колонны доставили до 1200 человек обмороженных, требовавших или продолжительного лечения, или ампутации членов. Не ручаюсь за безусловную точность этой цифры, потому что не имею под рукой официальных источников; но, судя по числу людей, выходивших на работы и в прикрытие их, позволительно думать, что приведенное число не преувеличенно, а скорее уменьшено. Молва насчитывала обмороженных до 3000 человек. Лагерь наш, после 23-го декабря, обратился в огромный госпиталь...

На 26-е декабря был назначен новый поход, с целью проложить через гору удобную дорогу и просеку для соединения Курджипского ущелья с Майкопским, минуя самое укрепление, так чтобы войска наши во всякое время могли появиться в Майкопском ущелье и двигаться вверх по левому берегу Белой, не переходя реки вброд, что при полноводии было невозможно. Вероятно, кроме цели обеспечить от нечаянных нападений укрепление и сделать в последний период зимних действий отряд более подвижным, генерал Козловский имел в виду удалить войска из лагеря, где от накопления больных могли развиться болезни, и поддержать моральное настроение солдат, потрясенное катастрофой 23-го декабря.

26-го декабря отряд потянулся, через мост, в Курджипское ущелье. Обогнув гору и пройдя верст шесть вверх по р. Курджипсу, он расположился лагерем против места, где назначалось провести дорогу. 27-го приступили к разработке дороги и рубке просек, которые, без всяких стычек с горцами, были окончены 30-го декабря. 31-го декабря прибыл в отряд генерал Козлов-ский, произвел, с большей частью войск, движение вверх по реке Курджипсу, приказал вырубить лес и сады, прилегавшие к дороге, сжечь ближние хутора по берегу реки и, потеряв несколько человек, возвратился в лагерь. Отсюда войска тотчас же снялись и перешли в Майкоп.

3-го января (1858 г. - Прим. С.Х.), в то время когда войска, не допускавшие никакого сопротивления со стороны горцев, беспечно были заняты рубкой леса на горе, несколько выстрелов в наблюдательном отряде, располагавшемся, как я уже сказал, против Курджипского ущелья, дали знать о появлении неприятеля. Генерал Козловский, взяв два батальона пехоты, взвод резервной батарейной батареи и несколько сотен казаков и эскадронов драгун, переправился через Белую по мосту и левым берегом двинулся вниз по реке к угрожаемому пункту. Опасность оказалась еще далеко. Горцы собрались в значительном числе на левой стороне р. Курджипс и начали переправу, вероятно с целью напасть на правый фланг и тыл рубщиков леса, которые охранялись всегда наблюдательными пехотными постами и кавалерийской колонной. Видя присутствие войск в углу между р. Курджипсом и Белой, горцы прекратили переправу и, заняв лесистый берег реки и прилегающую горную возвышенность, завязали перестрелку с нашей цепью, расположившейся вдоль правого берега.

В то время превосходство горской винтовки пред нашим пехотным ружьем делало подобный бой неравным: мы могли рассчитывать на большую потерю, зная, что горцы не понесут никакой. Позиция их была хороша: скрытые большими деревьями, они не страдали не только от нашего ружейного огня (наши пули к ним почти и не долетали), но даже и от картечи двух батарейных орудий: приготовления и отход орудийной прислуги предупреждали горцев о грозящей опасности и они скрывались за прикрытием. Наши же войска, стоя на открытом месте, служили превосходной целью. К сожалению, до окончания работ колонной, рубившей лес, отступление нашей цепи было невозможно; иначе горцам открылась бы переправа через Курджипс. Да и горцам не хотелось, под артиллерийским огнем, отступать на открытую вершину горы, и волей-неволей обе стороны должны были держаться на занятых ими позициях. Таким образом, перестрелка длилась до отступления нашей цепи, последовавшей за отступлением колонны, рубившей лес. Горцы преследовали отступающих бранью, но не рискнули переправиться через Курджипс. Благодаря дальнострельности горских винтовок потеря наша была вовсе не соразмерна с уроном противника. По сведениям, доставленным лазутчиками, у них был всего один раненый, тогда как наша потеря превышала десять человек. В числе раненых был юнкер, исполняющий должность адъютанта при полковнике Кутневиче.

Здесь кстати сделать маленькое замечание. Сказанное мною выше о превосходстве горских винтовок пред нашим оружием, противоречит словам графа Д. Добровольского-Евдокимова1 . Он говорит: «правда, во время покорения Кавказа с 1856 по 1864 год, дела ослабли, но благодаря превосходству нашего вооружения и маневрам, а не упадку неприятеля: куда же было горцам тягаться с нашими нарезными ружьями!». Замечание это в существе своем верно, но 1856 год выставлен неправильно. Все, бывшие в Майкопском отряде в 1857 г., могут засвидетельствовать, что в то время из войск, входивших в состав отряда, нарезными ружьями (именно литихскими штуцерами) был вооружен только один 19-й стрелковый батальон. В продолжение лета присылались поочередно по одной роте этого батальона, а в зимний период батальон весь был под командой полковника Позняка. Стрелковые роты батальонов были вооружены тогда ударными ружьями, а некоторые и кремневыми, чем, конечно, объясняется та отчаянная храбрость горцев, какой они отличались в перестрелках 1857 и 1858 гг. Только к концу 1858 и к началу 1859 г. стрелковые роты правого фланга были вооружены нарезными ружьями семилинейного калибра. Нужно, следовательно, предполагать, что замечание графа Д. Добровольского-Евдокимова относится до войск левого крыла и закавказских, которые могли быть вооружены нарезными ружьями еще в 1856 году, так как перемена вооружения всегда начиналась с этих войск.

10-го января отряд, почти в полном составе, двинулся опять в Курджипское ущелье. По причине глубокого снега, войска медленно тянулись гуськом и скрылись из виду, огибая гору. Тяжелый подъем артельного колесного обоза, наваленного всевозможным хламом, чрезвычайно затруднял движение колонны. Авангард пришел уже на позицию, где предполагалось сделать ночлег, а арьергард только что выступил из Майкопа. Первый ночлег был напротив просеки, сделанной в последних числах декабря. 10-го же числа к отряду прибыл генерал-лейтенант Козловский и на другой день нам предстояло начать движение вверх по Курджипсу.

Движение обоих колонн не могло не встретить сильного сопротивления со стороны горцев. Как та, так и другая вступали в самые населенные места. И без того значительное число жителей этих ущелий увеличилось в последнее время населением разоренных аулов, бывших по р. Белой и при входе в Курджипское ущелье. Частое появление больших партий в виду отряда, постоянные дневные и ночные пикеты неприятеля на окрестных горах, густые столбы дыма, появлявшиеся в ближайших аулах - все доказывало, что горцы или не предвидели нашего движения в глубину ущелья, или думали упорным сопротивлением заставить отряд отказаться от предположенной цели. Вечером 10-го января мы заметили усиленную деятельность горцев по дороге нашего наступления.

11-го января отряд двинулся вперед. С первого же шага раздались выстрелы горцев, и конные толпы их, медленно отступая перед войсками, как бы указывали нам путь на переправы через Курджипс. Вскоре отряд действительно должен был остановиться перед рекой, делающей в этом месте крутой поворот налево и перерезывающей все ущелье. С правой стороны отряда открылся аул, судя по суете горцев, еще не совсем брошенный. Так как аул находился на правом берегу, то цепь была подвинута вперед и усилена двумя взводами артиллерии; кавалерии же приказано было его уничтожить. Давно ожидавшая этого приказа, кавалерия понеслась к аулу и через несколько минут он запылал под звуки частой перестрелки. Суетившиеся около аула горцы, видя, что здесь дело покончено, отправились на подкрепление тех своих товарищей, которые беспокоили правую цепь из леса, находившегося в углу, образуемом поворотом Курджипса и приближавшегося к дороге. Картечь не позволяла им выйти из леса, а потому, скрывшись в глубине его, горцы открыли почти безвредную для нас пальбу. Заунывный звон долетавших до нас пуль возбуждал смех и остроты солдат: «Слышь, брат! Сиротка летит! Вишь, как жалобно воет!» Иногда, впрочем, сиротка задевала кого-нибудь в толпе; жалобный звон ее оканчивался тяжелым шлепком и вслед за тем слышался стон раненого. Тогда в рядах начиналась суматоха, раздавалось несколько голосов, кричавших «носилки». Раненого уносили, и толпа опять смыкалась. «Вишь, проклятая, таки своего нашла», и при этом, иногда, можно было слышать рассказ о предчувствиях раненого, например, как ему сегодня снилась какая-нибудь, давно умершая, бабка или мать и все звала его к себе. Отсюда, конечно, выводилось заключение, что раненый вероятно не переживет дня и его заранее считали покойником...

12-го января колонна генерала Тихоцкого, выйдя за черту лагеря, начала выстраиваться в боевой порядок. Лежавшее перед нами ровное поле позволяло развернуть силы, и тем давало возможность с меньшей потерей занять находившийся в версте от лагеря редкий, но крупный лес, окаймлявший широкую канаву, вероятно, прежнее русло реки. Три батальона пехоты, с двумя взводами артиллерии и цепью 19-го стрелкового батальона, составлявшие первую линию, разом двинулись вперед; вторая линия и кавалерия последовали за ними. Горцы, ожидавшие нашего движения, открыли перестрелку еще в то время, когда колонна выстраивалась; но ответы 19-го стрелкового батальона заставили их отойти к лесу. Здесь они считали себя достаточно обеспеченными и потому, мало обращая внимания на наш артиллерийский и ружейный огонь, поддерживали оживленную пальбу во все время движения колонны до канавы, и, наконец, видя бесконечность своих целей, решились отступить. Но отступать до следующего леса, в котором скрывался аул Кудинетова, пришлось по открытому месту, под учащенным огнем наших стрелков, которые немедленно заняли деревья, только что оставленные горцами. Тут мы были свидетелями грустной сцены. Старик-мулла был ранен; молодой горец тщетно старался поднять его на лошадь, несколько раз наклонялся он к раненому, чтобы подхватить его, но горячий конь, отпрыгивавший от ложившихся вблизи него пуль, делал все усилия молодого человека бесполезными. Тогда он соскочил с коня, взял на руки старика и пустился бежать. Раненый, в свою очередь, горец упал, однако поднялся и пытался взбросить на себя муллу. Офицеры наши кричали стрелкам не стрелять в него, но голоса их были заглушаемы пальбой. Вскоре молодой горец свалился... Набежавшая цепь, конечно, не пощадила обоих: они были заколоты прежде, чем успели офицеры дойти до места сцены.

Войска быстро подвигались за цепью и вслед за отступающим неприятелем, вошли в пылающий аул Кудинетова, из которого не все имущество было вывезено. Что побудило горцев оставить имущество в ауле, ближайшем к отряду и лежащем на пути его наступления? Нельзя полагать, чтобы они надеялись принудить наши войска отказаться от движения вперед; ничего подобного никогда еще не случалось на правом фланге. Не рассчитывал ли противник, что глубокий снег заставит отложить наступление отряда до более удобного времени? Этого горцы не могли ожидать от генерала Козловского, которого ничто не останавливало. Вероятнее всего, что горцы были введены в заблуждение рубкой леса на левой горе; они могли предполагать, что настоящее движение ограничится разработкой новой дороги в Майкопское ущелье. Такое заблуждение казалось тем возможнее, что отряд генерала Войцицкого, вместо движения по реке Пшехе, как ему было назначено, ограничился пассивной ролью: пройдя верст семь от Белореченского укрепления, он думал уже возвратиться. Что горцы были убеждены в нерешительных действиях Белореченского отряда, в этом уверились все 13-го января присутствием Магомет-Амина и всего населения обоих ущелий на реке Курджипсе.

Так или иначе, только аул Кудинетова был оставлен жителями и зажжен ими при нашем приближении. Войскам нашим досталась лишь самая незначительная добыча, в том числе несколько колчанов и стрел. Отступившие в ближайший лес горцы ждали нашего дальнейшего движения, но оно не последовало 12-го января. Зная о значительном сборе неприятеля, генерал Козловский признал необходимым ограничиться, до времени, сделанным движением и, воспользовавшись расположением войск, обеспечить пути отступления. Тотчас же застучали топоры, и к вечеру пройденная колонной дорога была очищена от леса. Войска в сумерки возвратились в лагерь, принеся нескольких солдат раненых и убитых.

13-го января, колонна, под командой полковника Кутневича, рано утром отправилась расширять вчерашнюю просеку. Пройдя сожженный аул Кудинетова, авангард, под командой полковника Моренца, расположился на берегу Курджипса, делающего в этом месте обратный поворот направо. Колонна из батальонов Севастопольского полка, под начальством полковника Лихутина, составляла правую цепь и заняла лес за бывшим аулом Кудинетова, а линия, из батальонов Кубанского полка, под командой полковника Преображенского, вошла в лес, росший вдоль того хребта, который отделяет ущелье реки Белой от ущелья реки Курджипса. Позиция была занята без выстрела и войска, оградив себя цепью, принялись валить деревья, находившиеся в образованном ими четырехугольнике. Перед авангардом, по другую сторону Курджипса, тянулась большая открытая поляна, перерезанная с правой стороны плетнями, для предохранения посевов от нашествия диких свиней2 . Плетни эти одной стороной примыкали к лесу, идущему вдоль правой возвышенности, а другой - к дороге вверх по ущелью.

Около восьми часов, горцы, собравшись в значительном числе, начали из лесу перестреливаться с правой колонной и, в то же время, конные толпы их показались на открытой поляне перед авангардом. Цепь авангарда была переброшена через реку и штуцерные 19-го стрелкового батальона залегли на правом берегу Курджипса. В правой колонне перестрелка постепенно разгоралась и скоро приблизилась к авангарду, так что горцы, забравшись в небольшую балку, на отлогости правой горы, почти безнаказанно тревожили угол соединения правой колонны с авангардом. Огонь четырех орудий, двух батарейных правой колонны и двух легких авангарда, был сосредоточен на этот естественный ложемент; но снаряды наши или заседали в наружной покатости, или, делая на вершине ее рикошет, перелетали через балку и впивались в гору. В это же время, разъезжавшая перед нами толпа спешилась, заняла ближайший плетень и открыла огонь по прикрытию авангардных орудий, которые тотчас же были направлены на плетень и одна рота Ставропольского полка послана на правый берег Курджипса для усиления цепи. Горцы заметно стали прибывать; огонь их становился все живее и живее; несколько раненых и убитых были уже вынесены из цепи и прикрытия на перевязочный пункт. Оставаться под таким огнем, не имея даже утешения причинить вред горцам, было неприятно для войск, привыкших наносить неприятелю чувствительные поражения с небольшой потерей для себя.

Прибывший на место перестрелки, полковник Кутневич разом отгадал настроение солдат: он понял, чего можно достигнуть, двинув войска вперед. Горцы, залегшие в балке справа, должны были бы оставить свой пост, так как наша цепь, пройдя немного вперед, могла поражать их анфиладным огнем и нам пришлось бы вести перестрелку только с теми, которые занимали плетни, и огонь которых уравновешивался бы огнем нашей цепи, с переводом ее за первый плетень. К сожалению, полковник Кутневич употребил в дело слишком небольшую часть войск. Подскакав к цепи, он обратился к роте ставропольцев и приказал прогнать горцев. Только этого и ждали солдаты. Дружное «ура» раздалось в небольшой кучке людей и, с этим победным криком, первый плетень был занят. Горцы отступили к следующей изгороди и, как бы поддразнивали солдат, увлекая их вперед. Командир роты, поручик Хуцесов, повторил опять победный крик, и рота выбила горцев из второй изгороди. Раненный в руку, он разгорячился, бросился вслед за отступающими горцами, но, перепрыгивая третий плетень, был вторично тяжело ранен. Рота, оставшись без офицера, смешалась, однако заняла плетень и поддерживала перестрелку, надеясь на помощь колонны. Помощи не высылали. Напрасно друг Хуцесова, честная храбрая личность Месхиев, упрашивал полковника Моренца позволить ему броситься на выручку своих. Разрешение не давалось, а между тем рота Хуцесова, потеряв много людей, оставила занятую ею позицию и торопливо стала отступать. Раненый Хуцесов был оставлен вместе с несколькими солдатами, пытавшимися вынести своего командира. Тогда горцы, заняв плетни и балку, открыли сильный огонь; взвод легких орудий, закрываемый доселе ставропольской ротой, после беспорядочного отступления ее, получил возможность стрелять картечью. Самая частая пальба только сдерживала горцев, но они не очищали занятых позиций.

В это время прискакал из лагеря генерал-лейтенант Козловский. Узнав, что офицер и несколько рядовых оставлены в руках неприятеля, генерал Козловский немедленно прекратил рубку леса и, стянув к авангарду всю колонну, двинулся вперед. Перейдя р. Курджипс, отряд пошел по ровной открытой поляне до самого аула Дух-хабль. Кряж горы с левой стороны, значительно отходил в этом месте от дороги, так что левая цепь, идя по полугоре, оторвалась от цепи авангарда. В этот промежуток была поставлена кавалерия, пришедшая с генералом Козловским.

За аулом Дух-хабль, поперек всего ущелья, тянется глубокая балка; сторона ее, противоположная нашему наступлению, была окаймлена густым лесом, оставлявшим за аулом небольшой проход, по которому тянулась дорога. По дороге через балку был переброшен довольно прочный мост.

Колонна быстро продвигалась вперед, тесня перед собой толпы конных горцев. Вот уже показались сакли, но почти в то же мгновение густой дым взвился над ними, и пламя охватило аул со всех сторон. Горцы скрылись. Можно было предполагать, что они поспешили к следующему аулу, чтобы до нашего прихода спасти свое имущество. Предположение это не оправдалось. Едва авангардная цепь начала приближаться к балке, как дружный залп, направленный преимущественно против кавалерии, вынес много жертв из наших рядов. К счастью внезапность не озадачила казаков; в миг они спешились и бросились в рукопашную. Три сотни, бывшие впереди, хотя и потеряли при залпе своих начальников, однако не последовали примеру ставропольской роты. Они поклялись отомстить - и отомстили молодецки: более 80 неприятельских трупов остались в балке. Резервы авангарда спешили поддержать кавалерию и свою цепь, но самая главная часть их отделялась пылающим аулом. Недолго думая, пехота бегом бросилась через аул; артиллерия последовала за ней. Пробежав аул, авангард попал на не совсем еще разрушенный мост и, пройдя его, занял дорогу и лес с правой стороны ее. В конце дороги, разделявшей оба леса, открылась опять большая поляна, весьма удобная для действия артиллерии. Став во фланг горцам, занимавшим балку, и на пути их отступления, мы, артиллеристы, могли только любоваться картиной кровавой схватки, но не могли принимать в ней участия, так как казаки, драгуны, пехотные стрелки и горцы сбились в кучу. Неприятель не выдержал, бросился наутек через поляну; здесь он был встречен картечью двух легких орудий авангарда и прибывших из правой колонны двух батарейных орудий. Видя, что путь отступления с этой стороны отрезан, горцы устремились в лес вдоль балки, надеясь вершиной ее пробраться на гору; но левая колонна преграждала и эту дорогу. Картечный залп двух горных орудий и дружное ура кубанцев окончательно озадачили горцев: они попятились. Между тем, задержанная боем колонна перешла в наступление. Тогда горцы решились пробиться через левую колонну. Попытка эта дорого стоила передовым смельчакам и отбила охоту у других последовать их примеру. Неизбежная гибель, при отступлении этим путем, заставила неприятеля избрать первый, где не приходилось прокладывать себе дорогу через наши войска, а нужно было только пробегать под выстрелами их. Перекрестный огонь шести орудий (двух авангардных легких, двух батарейных правой колонны и двух горных левой) и цепи провожали горцев до тех пор, пока они скрылись в лесу.

После такого решительного поражения, горцы уже не отваживались оказывать какое-либо сопротивление, несмотря на убеждения и угрозы Магомет-Амина, лично распоряжавшегося перестрелкой в этот день: густыми толпами они отступили на вершины окрестных гор, где все время оставались зрителями.

Колонна, подобрав раненых3 и убитых, которых было много, двинулась дальше. Несколько десятков наездников показались опять в почтительном расстоянии от цепи, и, отступая перед нею, как бы составляли авангард нашей колонны, но ни одного выстрела не было сделано с их стороны: кажется, они ехали собственно для того, чтобы уничтожить запасы сена и аулы, лежавшие на пути нашего следования. Колонна и не рассчитывала двигаться до аулов; пройдя версты три, она остановилась и принялась расчищать дорогу. С утра, висевшие над нами густые тучи разразились обильным снегом и войска, проработав до сумерек, возвратились убеленные в лагерь.

Наша потеря в этот день состояла из шести или семи офицеров и, если не ошибаюсь, из 40 нижних чинов, выбывших из строя. Преимущественно пострадали казаки, и, между ними, более других, лихая прочноокопская сотня. Урон горцев был втрое, если не больше. Они отказались от перестрелок до конца зимнего периода действий отряда...

Перестрелкой 13-го января, можно сказать, окончились действия Майкопского отряда. 14-го января отряд прошел еще несколько верст вверх по р. Курджипсу, но горцы, после неудачного дела у аула Дух-хабль, почти не оказывали сопротивления. 17-го января генерал-лейтенант Козловский получил донесение от генерал-майора Войцицкого, что, по причине глубокого снега, он не мог выполнить назначенного ему движения и возвратился в укрепление Белореченское. Отряд его прошел по р. Пшехе верст шесть, и самый дальний пункт, осмотренный им, было то место, где теперь расположена станица Пшехская, т. е. семь или восемь верст от укрепления Белореченского. Сколько я помню, в Кубанской области ни одно совокупное движение двух отрядов, имевших целью осмотреть какие-либо места и соединиться в известном пункте, не удавалось...

20-го января последовал роспуск майкопского отряда, неутомимо действовавшего почти на протяжении десяти месяцев. С какой радостью войска спешили на место, об этом нечего и говорить. Переходы, которые делались, при выступлении в отряд, в два-три дня, теперь оканчивались в один; скудные остатки провианта и фуража теперь раздавались щедрой рукой; не к чему было рассчитывать на будущее и загонять экономию: все знали, что через несколько дней будут дома и, по крайней мере, месяц или полтора отдохнут после тяжелых трудов.

Откровенно говоря, результаты действий майкопского отряда были далеко не соразмерны с потерей, которой стоило нам занятие и утверждение на этом месте, что и обнаружилось в походы следующих годов. Вслед за роспуском отряда, горцы опять стали селиться в Курджипском ущелье. По-прежнему спокойно поживали в своих аулах и посещали, довольно часто, окрестности Майкопа. Пространство между реками Белой и Лабой осталось доступным для их набегов, как и прежде, доказательством чему служили постоянные происшествия на лабинской линии до 1862 г. Само сообщение с укреплением Майкопом было возможно только с значительным прикрытием, и Майкоп долго еще оставался одинок на передовой линии, приносил такую же пользу, как и Белореченское укрепление, т. е. служил сборным пунктом для отрядов. Главная же цель майкопского отряда, устроить белореченскую линию, осуществилась только в 1862 г.

Примечания:

1 Смотри «Военный сборник» № 11 1866 года: «По поводу статьи действия и занятия войск средне-фарсского отряда» стр. 59.

2 В кавказских лесах водится множество диких свиней, производящих страшное опустошение на хлебных полях. Горцы, преимущественно засевающие кукурузу, любимую пищу свиней, должны особо заботиться о сохранении своих посевов; с этой целью каждый хозяин огораживал свой загон плетнем или частоколом, а иногда, сверх того, окапывал канавой.

3 Из офицеров ранены были: полковник Преображенский, прочноокопской сотни сотник Малыхин и еще другие, фамилии которых не упомню. Убиты: есаул Колосов, сотник Копанев и поручик Хуцесов (тело последнего взято было горцами раньше).

Военный сборник. 1868. № 12. С. 247-283.