В. Потто. Кавказская война в отдельных очерках 1888

В. Потто. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Том 2-й. Выпуск III. Издание второе. 1888.
Адыгский народ.

От берегов Чернаго моря далеко на восток, до лесистой Чечни, в границах, очерчиваемых с севера Кубанью и Малкою, с незапамятных времен живут черкесския племена, широкою полосою занимая северные склоны Кавказскаго хребта…
Черкесы называют сами себя именем Адыге. Есть мнение, что слово это представляет собою только множественное число древняго слова «ант», значащего, вероятно, человек, и в некоторых местностях оно поныне выговаривается «антихе».
Живя по восточному берегу Чернаго моря, в соседстве с таинственною страною, служившей приманкою для смелых авантюристов древности, искавших там золота, черкесы рано стали известны цивилизованному миру. Задолго до нашей эры, заселяя берега Чернаго моря, греки уже нашли адыгский народ на тех же самых местах, и между другими названиями дали ему имя «Керкетов», принадлежавшее, вероятно, одному из тогдашних черкесских племен. Это-то имя и считается многими прародителем слова «черкесы».
В языке адыгов остались ясныя свидетельства о знакомстве их с многочисленными народами. Они помнят греков под именем «гирке» или «аллиг» (эллин) и римлян – под именем «рум»….
Сношения с образованными народами древности естественно не могли не отразиться на быте и характере черкесскаго народа и, помимо исторических свидетельств, в самой стране их остались многочисленные следы зачатков цивилизации и христианства. В горах сохранилось много развалин каменных церквей, крестообразная форма которых говорит о греческом происхождении.

Утратив свойства мирного быта, адыге взамен их, рядом с непреоборимым стремлением к независимости, успели развить в себе необыкновенную воинственность, и стали грозою соседей. Строгое воспитание приучило их сносить и сильный зной и горный холод и безропотно испытывать суровыя лишения. Уменье владеть оружием стало главною обязанностью человека, и все, кому приходилось сталкиваться с черкесами, не могли не удивляться им. На лихом коне, в стальной кольчуге, нередко оборванный и грязный, но всегда щегольски вооруженный, ловкий и неутомимый, он покидал семью и пускался в набег, как на праздник. Все развивало в нем буйный дух наездничества. В дерзком удальстве, в опасностях, в самом презрении к жизни энергический народ искал исхода для своих сил….

Не смерти, но безславной жизни боялся черкес, и смело шел на врага. За то останки погибших на поле битвы были священны для адыгскаго народа. Могилы предков, вообще, составляли предмет его почитания и забот.

Черкесские набеги.

Русское казачество, приведенное историческим предопределением на берега Кубани, встретило здесь в черкесах необыкновенных противников, и границы двух земель скоро стали ареною, которая вся от края до края залилась кровью, усеялась костями.
На обширной закубанской равнине, простирающейся на четыреста верст в длину, был полный разгул для конных черкесов, для русских линейных казаков. Первые искали добычи, вторые оберегали линию. И те и другие отличались мужеством и, встретившись, не отступали и не просили пощады. Завязалась борьба упорная и грозная.
Черкес весь был поэтическое создание войны, и вместе творец ея. И если справедливо, что по достоинству оружия безошибочно можно заключить о военном достоинстве народа, - то всего справедливее это было по отношению к черкесам, потому что все восточные наездники стояли настолько же ниже закубанских горцев в храбрости, насколько и в вооружении. Самому курду, так славному на Востоке удальством, закубанский горец не доверил бы даже почистить свою винтовку или шашку.
Доброе оружие для храбраго человека – кумир, которому приносит он в дар и серебро, и золото и все, что мог бы только сложить к ногам любимейшего существа. Потомок Чингиз-Хана, татарин, украшает жену запястьями и ожерельями; черкес покрывал блестящей оправой винтовку, а жене оставлял труд и нищету боевой жизни…. Сберечь отцовское оружие считалось несравненно большею обязанностью, чем считается у нас сберечь знаменитое отцовское имя. «Смерть наездника в бою – плачь в его дому, а потеря его оружия – плачь в целом народе», говорит народная черкесская поговорка.
Несмотря на то, что черкес с ног до головы обвешен оружием, оно пригонялось так, что одно не мешало другому, ничто не бренчало, не болталось… Его шашка, упрятанная вместе с рукояткою в сафьянныя ножны, не издает ни малейшаго звука; винтовка, скрытая в черном косматом нагалище, как молния в туче, не блеснет до тех пор, пока не грянет гром выстрела; его чевяк мягкий и гибкий, как лапа тигра, ступает неслышно, - и нет чуткаго уха, которое издали могло бы услыхать шелест приближающагося горца; его конь, охлажденный ножем легчителя, не ржет на засаде; самый язык его, скудный гласными и созданный из односложий, не имеет звуков при сговоре на ночное нападение…
Все незатейливое, походное хозяйство черкеса было при нем: на поясе висела жирница и отвертка, служившая вместе с тем и огнивом; кремень и трут помещались в боковом кармане черкески вместе с натрускою для пороха; серныя нитки и куски смолистаго дерева для быстраго разведения огня находили приют в одном из газырей, освобожденном от пороха. Рукоять его плети и конец его шашки обматывались зеленою бумажною материею, напитанную воском, чтобы, скрутив ее, мгновенно сделать фитиль или длинную походную свечку.
Седло черкеса было легко, покойно и не портило лошадь даже тогда, когда по целым неделям оставалось на ея спине. Для побуждения коня черкесы вместо шпор употребляли тонкую, изящно сплетенную нагайку, на конце которой навязывалась плоская кожаная лопасть для того, чтобы при ударе не столько причинять лошади боль, сколько пугать ее.
Встречая часто неприятеля в засаде, спешенный, он возил еще с собою присошки, а за седлом – небольшой запас продовольствия и треногу, без которой ни один наездник не выезжал из дому.
Разборчивый вкус черкеса, не терпевший ничего тяжелаго и неуклюжаго, положил свою печать даже на такой простой вещи, как ружейная присошка. Это – два тонкие калиновые прута, обделанные по концам костью и связанные наверху ремешком. Место их – при ружейном чехле, к которому они пристегиваются очень просто, и не мешают ни пешему, ни всаднику.
Будучи прирожденными наездниками, черкесы обращали особое внимание на развитие у себя коневодства. Черкесская порода лошади, известная у нас под именем кабардинской, представляла благородную смесь арабской и персидской крови. Она отличалась необыкновенною легкостию в скачке, выносливостию, добронравием и смелостью; впрочем, последнее качество было не столько врожденное, сколько составляло результат ея отличной выездки. Черкес в седле не спускал рукавов и не оставлял нагайки без дела ни на одну минуту, но за то, как скоро вынул ногу из стремени, он делался рабом и нянькой своего усталого скакуна. После арабов никто не школил лошадей так жестоко и вместе не ухаживал за ними с такой заботливостью и нежностию, как черкесы. У лучших рубак на Кавказе, шапсугов, развитием смелости в коне занимались столько же, как и ловкости в самом наезднике. В числе других видов джигитовки там был такой, в котором конь приучался толкать грудью супротивнаго коня, чтобы сбить его в бок и доставить седоку профиль противника.
К особенностям черкесскаго содержания лошади надо отнести еще то, что конюшни их устраивались непременно темныя. «Пусть лошадь привыкнет к темноте, - говорил черкес, - она, как кошка, должна видеть ночью лучше, чем днем, потому что человек видит лучше днем, нежели ночью». И в быстрых ночных налетах, когда горец не отличал дня от ночи, это условие становилось для него необходимостью.
Страсть к набегам была у черкесов повсеместная; но желание добычи стояло при этом далеко не на первом плане; чаще увлекала их жажда известности, желание прославить свое имя каким-либо подвигом, чтобы стать героем былины, песни, предметом длинных вечерних разсказов у очага его бедной сакли.

… Отважен и дерзок был черкес в набеге; но он умел смело и прямо посмотреть и в открытыя очи смерти. Набег обещал торжество и славу, но он же грозил гибелью. И нет ничего поразительнее той гордой отваги, с которой черкес умирал. Предания не оставляют без внимания и этой мощной черты черкесскаго наездничества.
… из поколения в поколение передавались сказания, а вместе с ними и жажда набегов.
«Красавицы гор, - говорится в одной из песен, - на порогах саклей, за рукодельем, поют про подвиги храбрых. На крутых берегах кипучей Лабы, питомцы брани вьют арканы; а Темир-Казак с небес в ясную ночь указывает им сакли врагов. И вот, не на ладьях, а грудью бурных коней разсекают они шумныя воды Кубани и пустыни безбрежных степей пролетают падучею звездою. Вот перед ними и древний Дон плещет и катит седыя волны; над волнами стелется туман; во мглистой выси коршун чернеет да робкие лани бродят по берегу…».
Хеджрет – это открытый, доброконный, иногда закованный в кольчугу наездник – это лев набега.
… Хеджреты принадлежали к разряду людей, для которых жизнь копейка, а голова наживное дело. Они во всякое время готовы были на предприятия самыя дерзкия, на похождения самыя отважныя. По одежде – они последние бедняки, по оружию – первые богачи. Дорогой оправой винтовки и лохмотьями черкески одинаково тщеславятся. Кожа с убитаго хеджрета, говорят горцы, ни на что не годится, но когти этого зверя дорого стоят.
За Кубанью хеджреты те же, что за Тереком абреки. Хеджрет (от арабского хеджра, бегство) значит: беглец, переселенец.
… Пустившись раз на промысел, хеджреты уже не оглядывались назад и никогда не сдавались в плен, а бились до последней возможности.
В больших массах на открытых равнинах черкесская конница любила действовать холодным оружием, предпочитала всему удар прямо в шашки; но русским пришлось испытать, что в оборонительной войне… она отлично умела пользоваться местностью, спешиваясь и осыпая нападающий отряд метким огнем из-за деревьев и камней…
В лесах и в мрачных ущельях… черкесы являлись как из земли, и пешие бросались в шашки… «Такая у них удача, - говорили казаки, - вырастают не сеянные и пропадают не кошенные».
Перед русскими казаками был сильный, дерзкий враг – и только непоколебимому русскому духу под силу было сломить железное упорство этих врагов, обладавших рядом с наивностью детей природы – и мужеством львов.