И.Н. Захарьин (Якунин). Кавказ и его герои.

И.Н. Захарьин (Якунин). Кавказ и его герои.
Книга первая. С.-Петербург. 1903.

Как жили и живут горцы Кавказа.

В близком соседстве с орлами и грифами, по неприступным каменным ущельям прячутся в настоящее время горцы Кавказа… Все они разделяются на множество племен, говорящих каждое на своем языке, неблагозвучном и гортанном, очень трудном, почти невозможном для европейца… Со времени покорения Кавказа, горцы очень убавились в числе; многия племена погибли в войне, многия перебрались в Турцию… Сам горец, сухой и гибкий, тонкий в талии, широкий в плечах, с угрюмым, почти злым выражением его черных глаз, весь оборванный, но хорошо вооруженный, так совершенно гармонирует с его горами, что когда он, верхом на горском иноходце, закутанный в косматую бурку и баранью шапку, пробирается над пучиной бешенаго потока и камни, отрываясь из-под ног его коня, с гулом катятся в бездну, тогда, смотря на него, невольно видишь в нем такой же непосредственный продукт гор, какой являет собою серна или тур, или горный гриф.
Одаренный от природы характером страстным и вспыльчивым, в котором дивно переплетаются благороднейшия качества души с гнусными пороками, горец кавказских Альп издавна славился как коварный и смелый разбойник, наводивший ужас на соседния равнины. Без грабежей и набегов для горца была жизнь не в жизнь, - в них заключалась вся поэзия, вся прелесть его существования. Один разве тигр сумел бы подкрасться лучше него к спящему селению в темную, бурную ночь, когда, кажется, ни один человек не выйдет из своего жилища. Не брякнет его шашка, запрятанная в кожаныя ножны, не блеснет винтовка, скрытая в черном косматом чехле, как молния в туче, не стукнет чевяк, мягкий и гибкий, как лапа кошки, не заржет конь, вышколенный в совершенстве для ночных набегов; да и язык горца, бедный гласными, коварно шипящий, подобный шопоту древесных листьев, не выдаст его при сговоре в ночное нападение. А потом – разве один тигр способен на такой стремительный, непреодолимый, безпощадный удар. С налитыми кровью глазами, с шашкой и пистолетом в руках, с пронзительным и диким гиканьем, от котораго мороз пробегал по коже даже у привычных людей, кидался горец в битву, не мысля ни о чем, кроме победы. Случалось, что сотня русских казаков, при всем их испытанном мужестве, не решалась атаковать десяток горских «абреков», зная, что в рукопашном бою их жизнь можно купить лишь дорогою ценою. Казаки, окружив их со всех сторон, издали посылали в них пули и лишь таким путем истребляли шайку. Ни один горец не давал схватить себя живьем, пока в руках у него был его страшный кинжал, его острая, как бритва, шашка. Застигнутый врасплох, он умел умирать как истинный герой и считал плен верхом позора, верхом безславия…

Обыкновенно черкесами называют, вообще, все племена горцев, населяющия восточный берег Чернаго моря, от устьев Кубани до пределов Абхазии; но такое обобщение не совсем верно, потому что эти племена отличаются друг от друга как по своему происхождению, так и по языку. Собственно черкесов составляют одни только адыгейцы, самое красивое племя из кавказских горцев. Они подразделяются на многия племена, из которых натухайцы и шапсуги занимали ближайшия к нашим бывшим границам земли – от Анапы до речки Вардин.
Эти два племени, сходныя по происхождению, говорят одним языком, с небольшим, впрочем, различием в наречии, и составляли, в 50-х годах (когда шла война) население в 150 тысяч душ. Адигейцы имеют свою азбуку и даже грамматику.
К югу от шапсугов разселены убыхи…
Средствами к жизни служили для них земледелие, скотоводство и некоторыя необходимыя для домашняго обихода ремесла. Жили и живут они в саклях, сложенных из бревен или сплетенных из сучьев, обмазанных глиною; крыши кроют соломою. Такия жилища отличаются чистотою, а у достаточных горцев – и некоторою азиатскою роскошью, заключающеюся в коврах, подушках и оружии.
Селения обыкновенно расположены в живописных местностях, но разбросаны без всякаго порядка и скрыты за деревьями, увитыми виноградными лозами, так что издали трудно бывает их заметить…
Одежда простых горцев нередко состоит – и до сих пор – из одних лохмотьев, украшенных богатым оружием. Эта смесь нищеты и роскоши составляет характеристичную черту природных жителей Кавказа. Когда горцы попадают в города, на русскую службу, то они несколько изменяют свой национальный костюм, но всегда им трудно бывает привыкнуть к сапогам; у себя дома они носят обувь и сафьяна, но без толстых подошв, - потому что находятся, большею частью, или в сакле, или на лошади. Вообще же, черноморские горцы отличаются небольшою и стройною ногою и тонкою талиею.
Дикий, необузданный и свободолюбивый характер этих неспокойных племен проявлялся в особенности в их хищнических набегах на наши, бывшия в то время соседними с ними, владения или же на земли находившихся по близости от них мирных горцев. В каждой неспокойной общине было, обыкновенно, несколько таких членов, которые не знали никакого иного ремесла, кроме разбоя и грабежа и которые, несмотря на это, имели нередко огромное влияние и значение по своей отчаянной смелости, буйному характеру и ловкости в битвах. Но когда дело шло о каком-нибудь важном предприятии, как напр., о нападении на деревню или об угоне наших стад, тогда собирались на совещание все способные носить оружие, обсуждали план экспедиции и избирали предводителя. Иногда возникавшие при этом споры и несогласия или какия-нибудь зловещия предзнаменования разстраивали задуманное предприятие в самом его начале – и сборище расходилось по домам. К дурным приметам принадлежал, между прочим, заяц, перебежавший дорогу… Но если уже окончательно решался набег, вся ватага трогалась в путь под предводительством начальников, которые ехали впереди на лучших лошадях; это лошади были, по преимуществу, иноходцы, делавшие очень легко, не утомляя седоков, от 8 до 9 верст в час: если партия имела такого иноходца в голове, то другия лошади должны были следовать рысью.
При набегах обыкновенно употребляли коней темной масти, так как белые могли быть приметны издали, даже ночью. Эти скопища собирались всегда налегке, без вьюков, подвигались с необыкновенною быстротою, переправлялись через реки вброд или вплавь и проходили в ночь до 80 верст. Самое нападение делалось всегда с разсветом и совершенно втихомолку и неожиданно; с этим последним условием соображалась вся обстановка и даже самое вооружение горцев: лошади их были некованы, ножны шашек кожаныя или деревянныя, в медной или серебряной оправе, ружья прятались в войлочные чехлы – чтобы не звенели и не намокли во время дождя, - одним словом, ни звук, ни блеск не обнаруживали их приближения… Но когда наступала роковая минута налета на противника и его аул или становище, тишина нарушалась, все вздрагивало, и толпа хищников, с пронзительным гиканьем и визгом, бросалась вперед: каждый, всадник, руководимый инстинктом или храбростью, избирал себе жертву, на которую и накидывался, - так что первый натиск горцев всегда был ужасен… Черкесы обладали особенным искусством окружать табуны лошадей и стада буйволов и овец и гнать их чрез горы, леса и реки. Но иногда, после удачнаго нападения, за хищниками бросались в погоню казаки, преследовали их, настигали, завязывали бой с их ариергардом, прикрывающим добычу, и нередко горцы бросали награбленную добычу и в безпорядке спасались бегством.

Кавказ и его герои. Составил И.Н. Захарьин (Якунин). С. – Петербург, 1902
"… настала осень 1821 года, не предвещавшая, по-видимому, никаких тревог. Как вдруг – это было вечером со 2-го на 3-е октября – огромное скопище шапсугов и жанеевцев неожиданно появилось на Кубани близ речки Давыдовки (теперь высохшей). Его вел знаменитый шапсугский старшина Измаил. Рыскавшие на Закубанской стороне пластуны первые дали знать на Петровский пост, начальнику 4-й части кордонной линии, Журавлю. К счастью, в это самое время на посту случился сам генерал Власов, объезжавший с летучим отрядом кордонную линию…
В половине девятаго часа с поста выступил сам Власов, выследил переправу горцев и, в темноте бурной осенней ночи, пропустил врагов мимо, чтобы зайти им в тыл. Горцы перешли Кубань верстах в двух от Петровскаго поста, в какой-нибудь версте от отряда, и всею массою двинулись на хутора Петровской станицы, стоявшие в 15 и в 30 верстах от кордона…
Верстах в шести от кордона, Журавль с гиком налетел на шапсугов и открыл ружейный огонь. В это же время прискакала к Власову со Славянскаго поста сотня есаула Залесскаго, с конным орудием: Власов отправил и ее на помощь сражавшимся. Орудие смело подскакало к черкесам и ударило картечью. И не успел смолкнуть гул выстрела, как темная ночь осветилась огнями зажженных маяков…
… полагая себя окруженными, горцы ринулись назад к переправе, преследуемые по пятам Журавлем и Залесским. Но там, из густого камыша, встретили их пластуны. Дружный огонь и картечь заставили их отхлынуть влево, как раз на отряд Власова. Здесь приняли их картечью уже из двух орудий. Горцы опять повернули назад, а Власов со своими казаками уже несся наперерез им, к Кубани. Отбитые вправо, черкесы в ночной темноте попали в прогнойный Калаусский лиман, обширный прибрежный залив. И тут, на берегу лимана, казаки и насели на них, поражая шашками и пиками. Сам Власов находился впереди и принимал участие в рукопашной схватке наравне с другими. «Я аж ахнул, - разсказывал впоследствии один из казаков, - когда увидел, что и сам генерал рубится с нами. Знаем мы – другого не заманишь и близко подъехать к черкесам, командует себе издалека… А этот командовать командует, а сам – маленький да широкоплечий, знай наряду с казаками работает шашкой, и не одному черкесу снес голову… Сам рубит, и сам приободряет, да покрикивает: «Бей, ребята! Топи, коли басурманина»… Ну и досталось же им на орехи.
И действительно, «досталось-таки черкесам на орехи». Только небольшой партии, в несколько десятков человек, еще до прихода к лиману успевшей прорваться сквозь наш отряд, удалось бежать за Кубань; остальные, вместе с лошадьми, погибли в прогноях Калаусса…
Урок неприятеля в страшный день калаусской битвы был чрезвычайный: сами шапсуги считают утонувшими в лимане более 20 знатнейших князей и 1200 всадников, не считая погибших в камышах и на поле. Казаки отбили два знамени и взяли в плен князя и 42 простых черкеса – пример небывалый в тогдашних схватках с горцами. В добычу казакам досталось 516 лошадей и много превосходнаго оружия, да и после долго еще жители находили в болотах черкесския шашки, ружья и панцири
Для черноморцев калаусское поражение имело чрезвычайно важное нравственное значение. Оно было первое, в котором сильный численностью и отвагой враг был побит сравнительно небольшим казачьим отрядом. Запорожцы, переселившись в Черноморию, встретили в черкесских племенах противников не только сильных и храбрых, но всею своею жизнью, своею одеждою и вооружением несравненно более приноровленных к местным условиям Кавказской войны. Против казаков выезжала лучшая в мире, легкая и подвижная конница, в блестящих кольчугах, с добрым оружием на превосходных конях арабо-персидской крови. Казак привез с собой тяжелую сбрую, длинное оружие, - все, что так кстати было в широких, необозримых, вольных приднепровских и крымских степях и что здесь, в горах, в лесистых ущельях и в прикубанских плавнях могло только мешать его подвижности. Понятно, что длинное татарское дрекоме «ратище» дюжаго запорожца, служило предметом едких насмешек адыгского наездника, у котораго не полагалось никакого разстояния для схватки с противником, и открытым знаком всегдашней готовности схватиться грудь с грудью был короткий кинжал, никогда не сходивший с пояса, даже в мирной беседе с кунаком у очага родной сакли. Другие приемы войны требовались в новой стране. В степи можно было завидеть опасность далеко, с кургана, - здесь она вспархивала из-под копыт коня. Не прихоть, не произвол руководили военными вкусами черкесов: их боевые обычаи и вооружение были результатом векового опыта, и потому всякий, кто хотел поравняться с ними, должен был поспешить заимствовать от них все: и сбрую, и оружие, и способы управлять конем, и все сноровки и ухватки этого воинственнаго племени. Так именно и сделали линейные казаки. Но старые запорожцы, упрямые и гордые, крепко держались за старину, освященную днепровскими преданиями, и потому сразу уступили первенство черкесской коннице. И вот, те же конные черноморские казаки, которые били и татар, и турок, и французов и побили бы и черкесов в своих степях, - здесь, на Кубани, редко в состоянии были состязаться с превосходными вражескими силами".