Кабардинцы. Конное войско.

Военный поход мог быть организован решением на­родного собрания, являясь выражением политической воли целого народа или общества. Военный поход мог быть организован и по инициативе одного человека. В первом случае предводитель войска («дзэпщ») из­бирался. Обычно полководца выбирали из числа князей, но при этом брали во внимание не старшинство, а личные качества: храбрость, военный опыт и т. д. «Когда кабардинцы снаряжаются в дальний поход или готовятся к отражению сильного неприятеля, избирают главного полководца из князей не по старшинству рода, но по личной храбрости и общему доверию»,— писал С. Броневский . Бывали случаи, когда полководцев выдвигали из числа дворян и даже лиц духовного звания . В случае если поход организовался по личной инициативе одного человека, тот, кто был организатором сбора, тот был и полководцем. Предводителем (тхьэмадэ, пашэ) мог стать только опытный храбрый наездник, известный своей удачливостью в набегах. Последнее было особенно важно.

Удачный набег приносил предводителю славу и, по словам С. Броневского, давал ему «навсегда ... первенствующий голос в народных собраниях и всеобщее уважение» . Неудачный набег, повлекший большие потери, приносил позор предводителю и означал его политическую смерть.

Поэтому в таких случаях предводители не старались спастись, а сами искали смерти. Так погиб в 1846 г. знаменитый наездник, кабардинский князь Магомет-Аш Атажукин, о чем свидетельствуют русские источники времен Русско-Кавказской войны . Джембулат Берзек, убыхский предводитель, был известен в горах своими смелыми походами в 1840 гг. Но после неудачного похода в феврале 1846 г. в Абхазию, в результате которого погибло 2/3 предводительствуемого им отряда, его имя навсегда сошло с политической сцены. «Этот злополучный поход, - писал анонимный автор,- был лебединой песнью Джембулата Берзека; больше о нем ничего не было слышно ни по ту, ни по другую сторону Кубани» .

Кроме всего прочего, предводитель должен был быть хорошим «гъуазэ» — путеводителем, знать местность, дороги, ориентироваться по звездам и другим приметам. «В прежние времена,- сообщает Хан-Гирей,- когда земли, лежащие между Кубанью и Доном, были большей частью необитаемы и когда отчаяннейшие наездники искали славы и добычи на берегах Дона, угоняя табуны лошадей там кочевавших ногайцев и других орд, многие вожатые (хгоазе) прославлялись необыкновенными знаниями чуждых стран ...» . «Не так опасны были нападения, как возврат: иногда, блуждая целые недели, месяцы, хищники подвергались погоне, настигавшей их следом. Опыт­ность вожатых, имена которых и поныне живут в памяти народа ... спасала их в подобных набегах». Ночью ориентирами им служили Полярная звезда («Темыркъэзакъ», «Ищхъэрэвагъуэ») и Млечный Путь («Шыхулъагъуэ»). Кстати, черкесское название Млечного Пути переводится как «путь прогона лошадей».

Днем или в ненастную погоду, когда звезд не видно, ру­ководствовались различными приметами. Таковыми, по словам Хан-Гирея, были «направления трав, ветров, постоянно дующих в ту пору года, курганы, на южной стороне которых быстрее тает снег, сохнет трава, и многие другие подобные же приметы» . Таким опытным вожатым (гъуазэ) был Кучук Аджигиреев, историческое лицо, неоднократно упоминаемое в русских источниках времен Русско-Кавказской войны. Он стал героем многих преданий и историко-героических песен, популярных среди адыгов. Одно из преданий, рассказанное нам Зарамуком Кардангушевым, повествует о нем следующее: «Как говорят старшие, Кучук Ажджерия сын был знаменитый наездник, бывший во многих походах. Лучше его, говорят, никто не знал местности, дорог, не мог ориентироваться по звездам и другим приметам. Отправляясь в поход ночью во главе партии, он останавливался в открытом поле, доставал шило, показывал своим соотечественникам и говорил: «Когда будем возвращаться, заберем». С этими словами, не слазя с коня, свешивался, втыкал его в землю. Возвращаясь из похода, он безошибочно находил то же самое место, доставал шило. «Вот так вы должны знать дороги»,- говорил он» .

Таким же знаменитым вожатым был убыхский предводитель Хаджи Ислам Догомуко Берзек (1766-1846). В молодости, как сообщают источники, он участвовал во многих набегах на земли соседних народов, в том числе на Мингрелию, «которую он так хорошо изучил, что знал там названия почти всех селений» . Только такой известный своей храбростью, удачливостью, хорошо знакомый с местностью наездник мог быть предводителем. Заранее им рассылались по всему краю специальные гонцы - «шу джакIуэ» - «конные пригласители» ко всем известным наездникам с предложением принять участие в набеге. Отсюда в адыгском песенном фольклоре и возникла метафора «Шу джакIуэ зыкIэлъагъакIуэ» - «Тот, кому постоянно посылают гонцов», имея в виду знаменитых воинов-наездников .

Собрать многочисленное войско в Черкесии, по словам Хан-Гирея, было «весьма легко человеку, известному успехами в предприятиях и храбростью, ибо все воины - жители аула и других мест при первом зове стекаются, и сами не зная куда и с какой целью; слово «поход» достаточно для их возбуждения и движения». При этом, отмечает он, «тут действуют два главных обстоятельства, из коих первое - славолюбие, которое влечет к предприятиям князей и дворян и вообще лучшее воинство; второе - надежда на добычу, двигающая толпы черни» . При этом для желающих принять участие в набеге назначалось место и время сбора, но цель похода оставалась до последнего момента тайной, известной лишь предводителю.

Что касалось вопросов дисциплины, то, как писал Н. Дубровин, «кабардинцы и убыхи, предоставлявшие своим предводителям право наказывать ослушников, стояли на высшей ступени военного развития, чем все остальные племена черкесского народа». . В вопросах поддержания военной дисциплины имелись различия между так называемыми «аристократическими» и «демократическими» этническими группами черкесов. Хан-Гирей писал в связи с этим следующее: «В войсках, состоящих из воинов, собранных в княжеских владениях, более бывает порядка, повиновения и подчиненности, нежели в войсках, состоявших из племен, имеющих народное правление».. У кабардинцев, например, князь, избранный полководцем, имел право «в течение всей экспедиции... осудить на смертную казнь любого - без предварительного разбирательства и без различия рангов ...» .

После того как было назначено место и время сбора, туда начинали съезжаться воины, желающие принять участие в походе. Если поход совершался не во время войны, а был просто грабительским набегом, то участие в нем было сугубо добровольным. Во время войн дворяне были обязаны, согласно нормам феодального права, следовать везде за своими князьями, в другое же время принять или не принимать участие в походе целиком зависело от личного желания. Князья приезжали на место сбора вместе со своими дружинами, причем у каждого из них был свой стяг («сэнджакъ») с изображенным на нем родовым знаком. Это позволяло издали, особенно во время боя, узнавать, какому князю принадлежит та или иная дружина. Для этого существовала специальная должность — «сэнджакъщ I эт» (стяговник). Наряду со стягами, означавшими принадлежность какому-либо роду, были знамена, которые фиксировали определенную этническую группу адыгов. У так называе­мых «аристократических племен» знаменосцами («бэракъзехьэ») могли быть лишь представители дворянского сословия беслан-уорк . При этом, по словам Хан-Гирея, должность знаменосца была наследственной . В исследованиях Б. X . Бгажнокова были установлены их фамилии у бжедугов. У бжедугов было два колена: черченеевское и хамышеевское. Так вот, в первом знаменосца­ми были уорки из рода «Хьакъуи», а во втором - уорки из рода «ЛъэпцIэрышэ» .

В военных походах, как сообщает Нагучев Тагир Пшимафович, 1904 г. р., а. Агой, Туапсинского района Красно­дарского края, флаг регулировал продвижение войска: по тому, как знаменосец поднимал его или наклонял, воины производили действия . Об этом свидетельствуют и архивные источники времен Русско-Кавказской войны. В одном из них сообщается, что во время сражения шапсугов с царскими войсками «...знаменосцы горские распущали свои знамена и наклоняли оные к стороне пре­следующего их отряда, чем давали знать остановиться и броситься на отряд...» .

Часто в походах принимали участие и народные барды - джегуако. Была даже категория дружинных джегуако, которые вместе с наездниками разделяли все трудности и опасности дальних странствований. Задачей джегуако, сообщает Ш. Ногмов, было «сочинять стихи или речи для воодушевления воинов перед сражением. Становясь перед войском, они пели или читали свои стихи, в которых напоминали о неустрашимости предков и приводили для примера их доблестные подвиги» . Джегуако пользовались правом личной неприкосновенности во время мира и во время войны у всех адыгов. Их можно было отличить по внешнему виду: они ездили на серых конях и носили серые черкески . Во время походов, кроме знамен, князья возили с собой литавры, звуки которых служили сигналами управления войском во время похода и боя. .

С распространением среди черкесов ислама, особенно во время Русско-Кавказской войны, в походах стали принимать участие и служители культа - муллы. Вообще, муллы у черкесов, по словам А. Г. Кешева, «были вооружены и одеты не хуже всякого наездника, ездили верхом, участвовали в военных предприятиях не в качестве только подателей духовной помощи раненым и умирающим, но и как настоящие воины, а очень часто и как предводители» . Лиц духовного звания среди воинов можно было отличить по тому, что они ездили на лошадях игреневой масти .

Часто в походы брали с собой местных адыгских лекарей «Iэзэ», которые оказывали раненым воинам не­обходимую помощь. После того как в назначенное время собирались воины, «дзэпщ» проводил их осмотр, учет и деление на группы. Предводителем проверялось состояние одежды, оружия, экипировки воинов. Каждый воин должен был иметь при себе месячный запас походной пищи. Если собиралось большое войско, то гнали с собой небольшое количество рогатого скота и везли на лошадях большие котлы («шыуан»).

Князьям во время походов прислуживали оруженосцы из сословия «пшичеу». Статус представителей этого сословия был переходный; они, как сообщается в записях обычного права ка­бардинцев, «...не вроде холопьев, но и не равняются с узденями...». Пшичеу, набиравшиеся из крестьян, выполняли функции телохранителей и оруженосцев и оказывали князю различного рода услуги: держали лошадей, подавали и принимали оружие, за седлом своим возили княжескую бурку, готовили в поле обед и т. д. Дворяне, у которых не было такой прислуги, во время нахождения в поле руководствовались принципами черкесского этикета, т. е. младшие оказывали разного рода услуги старшим. При дворе князя имелась специальная должность «лыгъавэ» - «мясовар», которую занимали крестьяне-вольноотпущенники. Их всегда брали с собой в поле во время сезона наездничества, где они, находясь в стане наездников, занимались приготовлением пищи для князя и его дружины. Видимо, их брали с собой и во время больших военных походов.

После осмотра дзапшем оружия и походной экипировки воинов, проводился обряд принятия присяги. Воины клялись хранить верность своему полководцу, выполнять его приказы, забыть все личное на время похода. Если в походе принимали участие кровные враги, то их обязывали на время похода забыть о вражде. В подобных случаях предста­вители высших сословий, следуя рыцарскому кодексу «уэркъ хабзэ», не только оставались в границах вежливости, но даже, по словам Хан-Гирея, оказывали друг другу различного рода услуги. Это называлась у адыгов «дворянская (то есть благородная) неприязненность или вражда...» . Церемония принятия присяги происходила следующим образом. Дзапш произносил клятву, после чего все проходили по одному между двумя воинами, державшими на уровне груди ружейные присошки - «зэпэбаш». Прошедшие между ними считались принявшими присягу, полководец узнавал одновременно и количество участвующих в походе воинов. Этот обряд так и назывался «зэпэбаш». Последний случай принятия кабардинцами подобной присяги произошел, как отмечает Ч. Э. Карданов, 30 мая 1913 г. перед началом Зольского восстания в Кабарде .

Когда процедура принятия присяги заканчивалась, кон­ное войско делилось на две части. Одна часть состояла из отборных наездников: дворян, князей и их оруженосцев, одетых в кольчуги. Это войско в русской исторической литературе и источниках известно как «панцирники», адыги же называли его «уэркъыдзэ» - «дворянское войско». Панцирники составляли авангард войска, называемого «шуупэ» или «дзэпэ» . Все остальные, хуже вооруженные воины входили в арьергард, называемый по-черкесски «шуукIэ» или «дзэкIэ». Полководец («дзэпш») был одно­временно командиром авангарда («шуупэгъуазэ»), кроме того, им назначался командир арьергарда («шуукIэалэ»). Последний являлся его непосредственным заместителем, т. е. в случае гибели дзапша, он его замещал . При формировании войска и во время похода дзапш мог отобрать хорошую лошадь у легковооруженного или слабого воина и отдать ее хорошему воину, если у того была плохая лошадь. На время похода предводителем назначались дежурные по войску («шухьэтий») из опытных, пользующихся авторитетом воинов. Дежурные («шухьэтий») должны были следить за сохранением порядка движения в войске, его подразделениях, передавать распоряжения предводителя и следить за их выполнением .

В поход отправлялись, если позволяли обстоятельства, рано утром или днем. В таких случаях днем привалов («дзэгъуэлъ») обычно не делали, останавливались только на ночлег. Если войско проходило по территории, контролируемой противником, или же требовалось сохранение тайны движения, тогда марш совершали ночью, привалы делали днем, прячась в балках, оврагах, лесах. Днем авангард и арьергард двигались раздельно. От авангарда вперед на несколько верст высылался конный разведывательный дозор («шуупэхутэ»), а также лазутчики («тIасхъэщIэх»). Кроме передовых, выделялись боковые разведывательные дозоры. Арьергард также высылал от себя конный разведывательный дозор - «шуукIэхутэ», который должен был поддерживать связь между авангардом и арьергардом.

При совершении марша ночью, авангард и арьергард могли соединиться, выделив только передовые и боковые разведывательные дозоры. Места стоянок («увыIэпIэ») и привалов («дзэгъуэлъ») выбирались заранее по маршруту движения. Для этого заранее высылалось несколько человек, с тем чтобы удостовериться в безопасности и осмотреть местность, где предполагалось сделать привал или стоянку. Во время стоянки или ночлега предводитель расставлял на тропинках, ведущих к ним, дозорных - «плъакIуэ». Специальные дозорные - «жыгыщхьэрыс» - сидели на деревьях, наблюдая за окружающей местностью. Если предводитель был уверен в достаточной безопасности выбранного места, то с лошадей снимались седла, их стреножили и под охраной пускали пастись. Если позволяли условия, разводили костры, приготавливалась горячая пища. Если же этого делать было нельзя - доставали походный ее запас. Когда поблизости от места стоянки находился водопой, лошадей небольшими партиями вели туда. Если условия этого не позволяли, воду для лошадей приносили в кожаных стаканах («сулукъ»). Отдыхали, подложив под головы седельные подушки, вместо матрасов использовали потники, укрывались же бурками. В дождливую погоду из бурок делали палатки, натягивая их на воткнутые в землю колья .
Поевшие и отдохнувшие воины сменяли дозорных. Летом они не менялись, зимой в течение ночи могли сменяться два-три раза. Посты в течение ночи разводились, выставлялись и про­верялись самим предводителем . При этом в случае необходимости, устанавливался пароль — «нэгъыщэ псалъэ».

Если во время похода на пути встречались крупные реки, они форсировались, часто скрытно и ночью. «Когда они отправляются в набег,- сообщает И. Бларамберг о черкесах,- их не смущают никакие реки, так как их лошади обучены их переплывать» . Для этого использовались специальные бурдюки («фэнд»), которые наездники возили с собой. У бурдюков было два отверстия. Через одно в них укладывались смена нательной одежды, обуви, еда, пистолеты, порох и оно крепко завязывалось через другое отверстие бурдюки надувались, после чего их подвязывали под передние лопатки лошади. После этого черкесы в полном вооружении, имея ружья наизготове в правой руке, а боевые патроны, заткнутые вокруг папах, надетых на головы, садились на своих коней и начинали переправу, следуя один за другим и имея впереди себя предводителя . Если войско переходило через реку зимой, то каждый всадник имел с собой мешок с землей, которую рассыпали по льду, чтобы облегчить лошадям переход через реку» .

Тактика военных действий зависела от численности войска, соотношения сил воюющих и целей похода. Если не стояла задача захватить какой-нибудь укрепленный пункт с целые его удержания или уничтожения, и если со­отношение сил не позволяло вести открытых широкомасштабных военных действий против неприятеля, тогда использовалась тактика набегов, внезапных нападений. При этом заранее по пути предполагаемого отступления в нескольких местах устраивались засады (щэхупIэ, пэтIысы-пIэ). Приблизившись к объекту нападения, атаковали его перед сумерками, с тем, чтобы использовать темноту для отхода. Часто производили ложные атаки в каком-нибудь месте, с тем, чтобы отвлечь внимание, а затем все силы бро­сали на основной объект нападения . В это время авангард, состоящий из отборных воинов, сражался с защищающимся неприятелем, остальная же часть, входящая в арьергард, захватывала добычу, брала пленных, отгоняла табуны лошадей и скотину. Во время сражения каждая дружина воевала рядом со своим князем. При этом, сообщает И. Бларамберг, «князья показывают образцы храбрости, они всегда в самых опасных местах боя, и для них было бы большим бесчестием, если какой-нибудь уздень, а тем более простой крестьянин, превзошел бы их в храбрости или ловкости и доблести» . Звуки литавр и призывы дежурных («шухьэтий»), рассылаемых дзапшем, дают знать об отходе.

По словам Хан-Гирея, князья и дворяне, «которым приличие не позволяет брать добычу и которых удел есть «сражаться», на обратном пути, составив арьергард, подвергают себя всем опасностям, отважно дерутся с настигающим их неприятелем и, храброю стойкостью удерживая и отражая натиск преследователей, дают время продвигаться вперед большей части своего войска с добычею и в беспорядке возвращающегося».

В ходе военных действий использовались различные тактические приемы. Конница атаковала сплошным и рассредоточенным строем. В крупных сражениях в открытом поле использовался и такой вид кавалерийской атаки, как лава. Для этого всадники связывали между собой веревками седла лошадей и такая монолитная, двигающаяся с боль­шой скоростью масса врезалась в один из флангов неприятеля, срезая его. В это время воины (в основном это были панцирники) перерубали связывающие лошадей веревки и начинали рубить расстроенные ряды неприятеля. В больших массах на открытых равнинах черкесская конница любила действовать холодным оружием и предпочитала всему удар прямо в шашки . При этом атаки черкесской конницы отличались стремительностью и натиском. Всадники нападали на врага с плетьми в руках и только в двадцати шагах от него выхватывали ружья, стреляли, закидывали их за плечи и, обнажив шашки, бросались в рукопашную схватку. В описании кабардинского народа, составленном в 1748 г., в частности, сообщается: «Они при драке их с неприятелями из пищалей стреляют каждый только один раз, а потом все саблями и шашками рубят и колют. Кони у кабардинцев весьма легкие и проворные. И одним словом, никакое нерегулярное войско сравнится с кабардинским не может» . Впоследствии излюбленная тактика кабардинцев была заимствована гребенскими казаками. Об этом, в частности, свидетельствует рассказ гребенского казака Ивана Демушкина - очевидца Хивинского похода 1717 г. под командованием Александра Бековича-Черкасского. «Как только подошли к Амударье,- рассказывал он,- хивинцы, киргизы и туркмены сделали на нас два больших нападения, да мы их оба раза, как мякину, по степи рассеяли. Яицкие казаки даже дивились, как мы супротив их длинных киргизских пик в шашки ходили. А мы как понажмем поганых халатников да погоним их по Кабардинскому, так они и пики свои по полю разбросают» . Иногда, после первых выстрелов, всадники поворачивали обратно, перезаряжая на полном скаку ружья и затем повторяли свой маневр. По свидетельству очевидцев, атаки конницы могли повторяться с чрезвычайной настойчивостью в течение нескольких часов. Н. Грабовский описывал бой, в котором атаки кабардинцев следовали одна за другой в течение шести часов . Часто использовались ложные отступления с тем, чтобы заманить противника в засады или же, внезапно развернувшись, стремительно атаковать увлекшегося погоней и оторвавшегося от основных сил неприятеля. Описывая подобную тактику кабардинцев, С. Броневский сообщал, что они, «подобно Парфянам, заманивают неприятеля в засады через притворное бегство. Опыты доказали, что бегущий Черкес не есть разбитый неприятель, и что никакая легкая, ни тяжелая конница не может держаться против конницы Черкесской» . Описание случая с применением этого тактического приема сохранилось в русском источнике, составленном в 1501 г. В нем, в частности, сообщается: «К Азову... сказывают, приходили Черкасы с четыреста человек... И Черкасы, пришед к городу за пять верст, да стали втаи, а тридцать человек к городу послали. И те, ехав под Азов, да животину отгнали. А Азовские казаки Ауз Черкас и Карабай, а всех их человек с двести, да затем и черкасы в погоню пошли, которые у них животину отгнали; и те их примчали на своих товарищов, где они стояли; и Черкасы Азовских казаков побили сказывают человек с тридцать... а Узь Черкас и Коробая сказывают тут же убили» .

При нападениях на крепости черкесы, в частности, кабардинцы, проявляли большое мастерство в проведении различного вида осадных работ. Они копали многочисленные траншеи, из которых вели обстрел крепостных валов. При этом в качестве рабочего инструмента ими применялись только кинжалы и небольшие деревянные лопаточки. Для укрытия от неприятельского огня использовались специальные осадные подвижные щиты . Это сооружение, как нам сообщил Яхтанигов Хасан, называлось «Шэипхъуэт» (буквально «пулеулавливатель»). Оно представляло собой высокие дощатые или плетеные щиты, промежутки между которыми наполнены камнями, глиной, грунтом и установлены на большие деревянные колеса . Надо заметить, что такого рода операции, связанные с большими потерями, предпринимались не часто и только при сборе большого количества воинов - от 5 до 20 тысяч.

Во время обратного марша организационный порядок, как уже говорилось, изменялся. Авангард становился арьергардом и прикрывал отход остальной части войска. В оборонительных действиях всадники спешивались и, исполь­зуя пересеченный рельеф местности, вели меткий ружейный огонь с присошек из-за камней, кустов и деревьев. В таких случаях лошадей не стреноживали, а использовали очень простой и удобный метод, называемый по-черкесски «шыуанэкъуапэпхэнж». Уздечку перекидывали через голову лошади вперед, затем через правый или левый бок натягивали, слегка завернув голову коня, намотав ее за переднюю, затем заднюю луку седла. Спутанная таким образом лошадь не могла никуда уйти, кроме как кружиться на одном месте. Вместе с тем всадник в течение нескольких секунд, размотав уздечку с лук седла, был готов сесть на коня. Во время отступления; бывший арьергард становился авангардом. Пленные, трофеи и добыча находились в середине этого отряда. Из него высылался вперед конный разведывательный дозор. В случае необходимости могли так же выделяться и два боковых разведывательных дозора.

Первый привал делался только после того как преследование прекратилось, а командир войска был уверен в безопасности выбранного для этого места. По возвращении на место сбора происходил дележ добычи, после чего конное войско распускалось. Если поход был удачным, партии наездников подъезжая к своим родным аулам, извещали о сроем прибытии выстрелами, песнями и джигитовкой. Если же поход был неудачным, повлекшим большие потери, то в села въезжали поздно ночью без всякого шума.

Тела убитых развозили по домам, но перед этим к родственникам убитых посылались специальные гонцы— «щхьэкIуэ» - «вестник горя». По этикету это делали, спешившись с правой стороны, - это означало, что гонец приехал с плохой вестью. Сообщение о горестном событии требовало особого ритуала, при котором на первый вопрос не приличествует отвечать прямо и только уже погодя можно сообщить правду .