Черкесская фортификация

Тавернье резиденция черкесского князя Кремуха

План жилищ обнаруженных археологами на Кабардинском хребте, под Кисловодском.


Тамань автор неизвестен

Гайслера Резиденциия черкесского принцы 1793-1794 год

Черкесское княжеское селение круговой формы

На верхнем поле оригинального рисунка написано Cumuhia regio, что указывает нам на регион черкесского княжества Кремух, которое локализуется авторами XV-XVI вв. в центре Западной Черкесии - на дистанции среднего течения реки Белая и среднего течения Кубани, т.е. примерно от Майкопа до Усть-Лабинска. На карте Джакомо Гастальдо 1548 г. Кремух выходит за пределы Закубанья и занимает часть правобережья Средней Кубани (См.: Кузнецов В. А. Забытый Кремух. // Сборник русского исторического общества. Т. 4 (152). М.: Русская панорама, 2002. С. 209). На ряде карт XVII в. Кремух в виде Cumuhia regio отмечен как регион в западном Закубанье. Смотрите, например, карту Московии Томаса Маковиуса, относящуюся к периоду правления первого Романова - Михаила Федоровича (1613-1645 гг.). На этой карте Кремух отмечен на территории исторического Натухая и Большой Шапсугии. То же самое - на карте Московии Адама Олеария, путешествовавшего по Кавказу в 1636 г.

Весьма содержательный отчет о черкесском княжестве Кремух в середине XV в. составил Иосафат Барбаро (См.: Путешествие в Тану Иосафато Барбаро, венецианского дворянина // АБКИЕА. С. 42; Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану // Каспийский транзит. Т. 2. М., 1996. С. 143 или § 42). В его описании впервые упоминаются субэтнические группы черкесов: собаи и кевертеи. Собайские князья помнились в адыгских преданиях еще в XIX веке, а под именем кевертеев очевидно подразумевались кабардинцы. Барбаро выделяет княжество Кремук или Кремух, территориально расположенное в центральной части Черкесии. Это наименование лингвистически весьма близко к названию значительной адыгской субэтнической группы темиргоевцев (адыг. чемгуй). Русское наименование Темиргой взято из крымско-татарского произношения: на самом же деле произносилось как кемиргуй, кемиркуей и соответствующие транслитерации доминировали в XVII - первой половине XIX вв. и в русских, и в европейских источниках (См.: Spenser E. Travels in the Western Caucasus. Vol. I. L., 1838, p. 98: «Жители этой части гор в провинции Демиргой или как они произносят на своем диалекте - кемиркуей (Kemirquahee) укрепляют свои селения с большим рвением»; кемиргой, кеморхи, кумиргинские черкасы фигурируют в документах Посольского приказа. См.: Кабардино-русские отношения. Т. I. М., 1957. С. 90, 93, 97, 279 и др.).

Описание кремухцев и их расположение вполне подходят под тот облик адыгской культуры, который реконструируется на основе материалов Белореченской культуры. Князья Кремуха, согласно Барбаро, обладали значительным воинским, кавалерийским ресурсом и доминировали в степных пространствах правобережья Кубани. Барбаро высоко оценивает систему жизнеобеспечения жителей Кремуха - «хлеба в той стране много» - и столь же высоко отзывается о коневодстве - «у здешних жителей превосходные лошади». Военизированный образ жизни знати и антропологическая близость черкесов к итальянцам («лицом они схожи с нашими соотечественниками») - все эти черты в совокупности впечатляют воображение венецианца.

Во второй части путевых записей и воспоминаний Барбаро рассказывает о военном триумфе кремухцев и тетракосцев. Армия мусульман, «кричащих о смерти христиан согласно своей вере» из Персии через Шемаху и Дербент пришла на Терек, «вошла в Каспийские горы, где есть многие христиане - католики» и «на греческий манер», затем повернула в Черкесию и здесь устроили погром христианам «пока люди из Тетракоссы и Кремуха не сошлись с ними врукопашную и устроили такой грохот, как будто бы сорвалась сотня ветров». Мусульманская армия потерпела поражение и бежала «в свою страну» (Цит. по: Кузнецов В. А. Забытый Кремух. С. 207).

Превосходное свидетельство военно-политического статуса Черкесии и ее составлявших княжеств. При употреблении названия тетракос Барбаро мог находиться под воздействием персидского чахаркас (четыре клана касс) или арабского джихаркас, джаркас. Не вполне уяснив себе, что чахаркас в устах персов и есть черкес татарской этнонимии, путешественник попытался совместить оба термина на одной карте. В тетракос первая часть тетра по латыни также означает четыре, не столь уж редкий элемент в названиях народов, если вспомнить готов-тетракситов в Синдике-Эвдусии (О готах-тетракситах в Зихии-Черкесии смотрите следующую литературу: Вольфрам Х. Готы / Пер. с нем. Б. П. Миловидов, М. Ю. Некрасов. СПб.: Ювента, 2003. С. 39,50; см. прим. Е. Ч. Скржинской к изд. Иордана: Иордан. О прохождении и деяниях готов. Getica. / Вступит. ст., перевод, коммент. Е. Ч. Скржинской. СПб.: Алетейя, 1997. С. 198-199; Гадло А. В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л.: 1979. С. 76-77; Псевдо-Арриан. Объезд Эвксинского Понта. // ВДИ. 1948. № 4. § 62-63; Байер Х.-Ф. История крымских готов как интерпретация Сказания Матфея о городе Феодоро. Екатеринбург, 2001. С. 30-38; Vasiliev А. А. The Goths in the Crimea. Cambridge, Massachusetts, 1936, pp. 30. 59. 65-69; Прокопий из Кесари. Война с готами / Пер. с греч. С. П. Кондратьева. М., 1950. С. 383; VIII (IV), 4, 9, 13).

На рубеже XV и XVI вв. знание о Черкесии в Европе серьезно обогащается благодаря выходу в свет в Венеции в 1502 году детального и талантливо написанного труда Джорджио Интериано (См.: Интериано Дж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование // АБКИЕА. С. 46-52). Интериано дает детальное описание территории и размеров Черкесии и также, как и Барбаро, выделяет внутри страны наиболее густо заселенную область Кромук.

Следующий значимый европейский источник о состоянии Черкесии - книга Жана Батиста Тавернье (Тавернье Ж. Б. Шесть путешествий в Турцию, Персию и Индию в течение сорока лет / Пер. с фр. Е. С. Зевакина // АБКИЕА. С. 74-81). Хронологически сведения Тавернье могут быть отнесены в 30-40 гг. XVII в. У Тавернье есть великолепный рисунок резиденции черкесского князя Кремуха, которая, по всей видимости, была типичной для облика княжеских поселений всей Черкесии. Рисунок мы приводим здесь: в самом центре большой круглой площади водружен высокий шест со шкурой козла. Отметим, что именно этого животного, но не барана или быка. «Эту шкуру они растягивают на двух палках, - поясняет Тавернье, - протягиваемых от ноги до ноги, и вешают ее на шест, вбитый в землю, верхний конец которого входит в голову животного, как это изображено на рисунке. Количество шестов, вбитых в землю посередине селения, с повешенной на них шкурой, равно количеству убиваемых животных и каждый, проходя перед ними, отвешивает глубокий поклон» (Тавернье Ж. Б. Шесть путешествий. С. 77).

Здесь мы видим сочетание, по крайней мере, двух языческих культов: культа козла и культа воздушного погребения. Последнее всегда относилось к людям, но подвешивание почитаемого объекта высоко над землей явно взято из обрядности воздушного погребения. Попробуем объяснить рисунок. О культе козла у адыгов и абхазов известно достаточно много и этот культ держался стабильно до XIX в. Данный образ, видимо, связан с Шибле - богом молнии. Этот бог отмечал наиболее достойного человека, чье тело затем хоронили в ветвях. Именно козла резали по случаю убийства врага, поэтому периодическое водружение шкуры этого жертвенного животного посреди «ипподрома» могло означать военный триумф или какую-либо более скромную победу. Тем более вероятное объяснение, что за один раз могли водрузить несколько шкур. Может быть подобран еще ряд интерпретаций зарисовки, безусловно, языческого обряда. Сам шест мог выполнять функцию почитаемого дерева - высокие шесты втыкались в землю и в самих священных рощах, как об этом пишет Мариньи в начале XIX в. Таким образом, в водружении на высоком шесте козлиной шкуры сочетается несколько важнейших элементов адыгского язычества.

Тавернье описывает очень подробно культ бога молнии в переплетении с культом козла: «Когда гремит гром, все тотчас же выходят из селения, и вся молодежь обоего пола начинает петь и танцевать в присутствии пожилых людей, сидящих вокруг. Если молния убивает кого-нибудь из них, они хоронят его с почестями и считают святым, признавая такую смерть милостью бога» (Там же. С. 79). Это сообщение Тавернье перекликается с массой позднейших, но еще важнее, что оно схоже с наблюдениями Ганса Шильтбергера, которые были сделаны около 1400 г. в западных районах Черкесии (Путешествие Ивана Шильтбергера. // АБКИЕА. С. 39-40). Невероятно, чтобы Тавернье читал Шильтбергера, его труд был введен в научный оборот в XIX в. Получается полная преемственность культа молнии у адыгов с 1400 до 1860 г., которая прослеживается по письменным источникам! 500-летняя преемственность позволяет предполагать и 1000-летнюю, и 2000-летнюю преемственность традиций адыгского язычества.

Культ Шибле был естественно гораздо более обширным и многогранным, и не ограничивался почитанием избранного им человека. Как мы и предполагаем, в обычае выставлять козью шкуру на шесте, культ Шибле сочетался с культом козла. «Тотчас же после этого, - отмечает Тавернье, - посылают искать по всей стране белого козла, выбирая наиболее сильного; этот козел кормится жителями того селения, в которое ударила молния, и содержится в большом почете до тех пор, пока молния не ударит в другое место... Весной в определенный день в том селении, где находится козел, собираются все те, в дома которых ударила молния. Они берут козла, у которого на шее всегда висит сыр, обычной формы и размера пармского сыра, и ведут его в селение первого правителя области. Они не входят в него, но правитель и все жители селения выходят и простираются перед козлом. После произнесения нескольких молитв, они снимают с него сыр и сейчас же заменяют его новым. Снятый с шеи козла сыр разрезается тут же на мелкие кусочки и раздается всем присутствующим» (Тавернье Ж. Б. Шесть путешествий. С. 79). Согласитесь, очень почитаемая персона была этот белый козел. Он предстает перед нами как наместник или олицетворение Шибле - недаром его встречают и провожают, стараются содержать в холе, водят из села в село, простираются перед ним ниц. Данный религиозный ритуал всенародный, торжественный и протяженный во времени. Князья участвуют в нем наравне с простолюдинами. А как же иначе, если вера во всемогущество Шибле приближала воображение адыга к вере в существование Большого, Старшего Бога - Тхашхо.

Если же адыги осознавали значение козы в системе жизнеобеспечения (а нет ничего невероятного в предположении о сознательном выборе козьего мяса и молока в рационе); если эмпирическое знание, накопленное адыгскими друидами и врачевателями, достаточно обосновывало тезис об охранительных функциях козы - то тогда вполне понятен выбор белого козла в качестве представителя грозного небесного бога. Шибле в языческом восприятии хоть и считался грозным, но, прежде всего, на него взирали как на покровителя и защитника адыг-ского народа. Отсюда и наслоение образов, представление этого божества в виде белого козла.

Сведения Тавернье относительно религиозных предпочтений западных адыгов подтверждаются у Адама Олеария, немецкого ученого, побывавшего в Терках около 1636 г. Он упоминает номинальное принятие кабардинцами ислама, и тут же рисует нам совершенно языческую Кабарду - страну, настолько уверенную в своем язычестве, что кабардин-ские князья водрузили своеобразное «козье знамя» при въезде в русскую крепость Терки. «Такого рода козью шкуру мы при въезде в Терки и выезде оттуда встретили недалеко от дома княгини Бикэ; вместе с головой и рогами она (шкура. - С. Х.) была натянута на черный крест, в середине четыре раза прорезана и водружена на длинном шесте... Шест охранялся невысоким плетнем, чтобы собаки или что-либо нечистое не могли подойти и загадить святыню» (Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно // АБКИЕА. С. 85). Княгиня Бикэ была матерью Муцала, царского наместника в Терках и одного из наиболее влиятельных кабардинских князей. Она же приходилась тещей персидскому шаху Сефи, но при всем том оставалась верна адыгскому язычеству. В поведении Муцала и его матери не просматривается стремления принять христианство в угоду московскому сюзерену. Нет также и намека на желание понравиться зятю, одному из главных исламских владык этого времени. Муцал не строит мечеть и не строит церковь, а водружает языческое знамя, обустраивает языческое кладбище.

Олеарий описывает собственные впечатления, и мы вполне можем ему довериться. К тому же о кресте, как о самостоятельном элементе этой конструкции пишут и другие посетители Терков. Так, в 1722 г. Петр Генри Брус зафиксировал у кабардинцев подобный обычай: высокий шест, крест, но шкура не козы, а барана. Место поклонения также огорожено изгородью. Упоминание барана сделано впервые в данном контексте, что может означать изменение состава кабардинского стада в пользу овцы. Хотя и не обязательно - просто речь может идти о вырождении обычая, когда те, кто пытался ему следовать, уже не придавали особого значения виду жертвенного животного. Около 1700 г. у Витсена фигурирует коза.

Вернемся к иллюстрации Тавернье. Подтверждается ли источниками круглая форма резиденции? Да, действительно, подтверждается целой серией независимых друг от друга сообщений.

Жилищно-поселенческий комплекс Черкесии в изображении академика П.-С. Палласа в 1793 г. предстает в следующем виде: «Они строят свои дома близко один к другому, одним или несколькими кругами или четырехугольниками, таким образом, что внутреннее пространство представляет собой общий скотный двор, имеющий лишь одни ворота, а дома, окружающие его, служат как бы для его охраны. Дом узденя или князя, обычно стоящий особняком, заключает в себе ряд отдельных четырехугольных помещений, размером в две сажени, где помещаются гости, с камином, маленьким диваном и другой удобной мебелью. Уборные, рассеянные в поле, вырыты в земле под глиняными хижинами круглой формы. Вокруг селения стоят скирды сена и ржи, а также установлены на земле большие плетеные корзины под крышами для ссыпания обмолоченной ржи. Дома представляют собой удлиненные четырехугольники от 4 до 5 сажени длины и немного более полутора саженей ширины, плетенные из ветвей, густо обмазанных глиной. Крыши плоские, сделаны из легких стропил и покрыты камышом. Каждый дом состоит из большой комнаты для женщин и смежной комнаты для рабынь и девушек. Одна из дверей комнаты выходит на улицу; другая, расположенная в одном из углов налево от входа, выходит во двор. Внутри у передней стены устроен плетеный и обмазанный глиной очаг с дымоходом и короткой трубой. Около камина в том конце комнаты, где находится выход во двор, устроена широкая скамейка для спанья или диван с резными ручками, покрытый хорошими коврами и подушками и около него окно на улицу, через которое можно войти в комнату. Над диваном и по всей стене висят на колышках различные женские одежды, платья и меховые вещи; на перекладинах под крышей находятся заготовки из целых колосьев турецкой пшеницы или маиса, которые они обжигают на золе... Мужчина живет обычно в отдельном помещении и не любит при чужих показываться у жены. Они живут в своих селениях и домах очень чистоплотно: они соблюдают чистоплотность также в своей одежде и в приготовляемых кушаньях» (См.: Паллас П.-С. Заметки о путешествиях в южные наместничества Российского государства в 1793 и 1794 гг. // АБКИЕА. С. 219).

Описание академика отличается полнотой и точностью, и это одно из лучших мест у П.-С. Палласа. Все соответствует той классической схеме, которая знакома нам по многим другим описаниям и по археологическим отчетам. О технологии и ее экологической адаптивности мы поговорим ниже, а пока нас интересует главным образом поселение в виде круга. Концентрически расположенные ряды напоминают собой военный лагерь, способный уберечь от натиска противника и население, и стадо. В описании нет намека на приусадебные участки, как это было заведено в западноадыгских поселениях (да и в кабардинских также, но видимо в более поздний период, когда отпала надобность в постоянной готовности к обороне). Кстати, западноадыгские поселения по Э. Челеби (и не только) также имеют вид укрепленных военных лагерей с земляными валами и частоколами, но такая схема реализовывалась только на равнине. В горах по-прежнему вольготное хуторское поселение, когда каждый домохозяин имел при себе еще и значительный надел леса. Как у Г.-Ю. Клапрота это отмечено для абадзехов: «Каждый имеет поля для собственного употребления и небольшой лес, который он огораживает и таким образом имеет в своем маленьком поместье маленькое пастбище для скота, дрова и пашни» (См.: Клапрот Г.-Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии. // АБКИЕА. С. 239).

Итак, у адыгов было поселение в виде круга. Эвлия Челеби называет черкесские поселения «кабаками» (См.: Челеби Э. Книга путешествия. Вып. 2. С. 26, 52, 87). Кабак по-арабски и по-турецки - «тыква». Тыква круглая, что позволяет предположить, что сама форма адыгских сел вызвала это нарицательное татарское обозначение. Ни в одном из адыгских диалектов, ни в XIX, ни в XX в., термин «кабак» не зафиксирован. Материал самого Э. Челеби также не позволяет говорить о том, что сами адыги называли свои села кабаками. Как адыгский синоним кабака Э. Челеби употребляет термин «пшуко» и расшифровывает - «княжеская ставка» (Там же. С. 69, 73, 75). Форму тыквы могли напоминать и сами адыгские домики, круглые в сечении. Эта наиболее архаичная форма дома вполне могла быть еще в значительном употреблении, хотя в источниках описываются в основном прямоугольные строения. Мы так старательно подыскиваем семантику, связанную с формой тыквы, потому, что собственно татарские этимологические словари не дают объяснения этому термину. И сами татарские селения так не назывались (См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. II. СПб., 1996. С. 148; Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С. 239). Определенный интерес представляет старонемецкое kaback «ветхий дом, хибара», но пути этого крайне любопытного слова через века и народы нуждаются в самостоятельном детальном рассмотрении. Кабак в период мамлюков в арабском приобрел еще и значение «мишень»,
т. к. для стрельбы из лука на высоком шесте закрепляли именно тыкву, плотность которой повторяет плотность человека (См.: Ayalon D. Notes on the Furusiyya Exercises, and Games in the Mamluk Sultanate // Studies in Islamic History and Civilization / Ed. by U. Heyd. Jerusalem, 1961. P. 31-62).

Рисунок Ж. Б. Тавернье представляет нам настоящий ипподром с высоким шестом посередине - это даже не шест, а настоящая мачта. Языческий символ в виде козьей шкуры мог вполне сменяться на мишень с тыквой для состязаний. Центральная круглая площадь легко объяснима именно как круглый ипподром для выездки и тренировок с копьем и в стрельбе из лука. В противном случае форма круга не нужна и достаточно было бы квадратного загона для скота. Ипподром мог использоваться как место для собрания сельской общины (в целях отправления языческих культов и просто собраний по актуальным вопросам), как место для конной тренировки, и как загон для скота или конского табуна во время военных тревог.

В описании П.-С. Палласа дома стоят близко друг к другу, что тоже подходит под версию военного лагеря и под рисунок Тавернье. Но, в целом, такое расположение жилищ для кабардинцев, и для адыгов вообще не характерно. Кабардинские князья могли использовать такой тип поселений или как временную меру в периоды обострения междоусобных конфликтов, либо как постоянную схему для поселений по границам Кабарды в тех ее районах, которые выдавались далеко в степь или приближались к горам Дагестана. При этом поместье феодала, которое уже по своим размерам и образу жизни не могло быть втиснуто в круглую планировку размещалось вне такого круга-поселения. Семейство сюзерена в момент опасности укрывалось в «круге», а сам сюзерен принимал командование местной маленькой дружиной.

Г. Гротэ, путешествуя по Западной Анатолии в 1903 г., описал характерные черкесские кабаки: «Большая часть из селений носит имена черкесских беев. По своему расположению такая деревня скорее напоминает крупную помещичью усадьбу, с различными, окружающими господский дом службами и флигелями, чем то, что мы привыкли видеть под названием деревни - ряд домов, задворки которых более или менее точно примыкают к полосам пахотной земли. Здесь посреди селения возвышается дом бея, носящий более или менее аристократический характер: обыкновенно он выстроен в два этажа, имеет просторную веранду и более тщательно обмазан известкой. Низенькие, крытые дранью глиняные хижины его подданных окружают дом начальника со всех сторон широким кольцом. Сады и поля этих усадеб содержатся очень чисто» (См.: По Азиатской и Европейской Турции (Из книги Г. Гротэ «Auf Turkischer Erde») / Пер. О. Романовой // Землеведение. М., 1904. Кн. IV. C. 14-15).

Кабардинцы адаптировали свою традиционную плетенку для нужд фортификации. Два ряда высокого плетня заполнялись плотно утрамбованной землей, что давало весьма надежный заслон против конного и пешего противника. Такая стена полностью зарастала пущенной на нее колючкой, что делало или невозможным ее преодоление, или такой процесс становился крайне болезненным. Еще более интересен факт сооружения таких плетеных укреплений крестьянами на полях и в местах выпаса скотины. «Повсюду в Малой Кабарде крестьяне, - писал Г.-Ю. Клапрот, - работающие в поле, и пастухи сооружают по краям полей и пастбищ небольшие земляные укрепления с деревянными помостами для защиты от нападений. Эти сооружения, непреодолимые для горных разбойников, состоят из двойных плетеных стен выше человеческого роста, между которыми насыпана земля высотой в четыре фута и где проделаны бойницы. Обычно над всем этим имеется соломенная крыша, под которой можно хранить материал для посева, всевозможные земледельческие орудия, а также спать самому. Узкий вход обычно загорожен двухколесными татарскими арбами. Для пастухов имеются сооружения из балок, лежащих одна на другой, на четырех столбах, возвышающихся на четыре сажени над землей, которые снабжены бойницами» (См.: Клапрот Г.-Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии... С. 280).



Самир Хотко.